Быть тварью
Автор: Инна КублицкаяКогда дилижанс наконец остановился на привокзальной площади, было уже слишком поздно, но под навесом все равно сидела добродушного вида тетка, которая внимательно рассмотрела прибывших пассажиров и поднялась навстречу Джайе:
— Голубушка, а что ж тебя никто не встречает? Этак недолго и в беду попасть...
Но Джайя отмахнулась от уговоров переночевать в хорошем, по-домашнему хорошем пансионе и, подхватив свою корзину, отправилась в сторону вокзала. Вокзал на ночь не запирался, хотя здесь было так же малолюдно, как и на улицах города. Глянул на Джайю из своей будочки полицейский у входа в вестибюль, но Джайя не была похожа на бродяжку. На служанку из зажиточного, но патриархального провинциального дома была похожа Джайя в своем темном пальтишке, темно-серых юбках и до безобразия благопристойном капоре тоже какого-то мышиного цвета. Узкая темно-красная полоска в клетчатом пледе, которым Джайя обмоталась поверх несолидного для такой холодной погоды пальто, ничуть не добавляла фигуре девушки живописности. В общем, уныло, но добропорядочно.
По подсказке указателей Джайя прошла в кассовый зал и остановилась перед большой картой железных дорог Империи. Ну, куда дальше? Где тот уголок, куда можно забиться? Ее взгляд переходил с уезда на уезд, но она все никак не могла решить. В Талас податься? В Озерный край? На север или на юг?
Джайя перевела взгляд на расписание и попробовала разобраться, куда идет ближайший поезд. А вот не на север и не на юг, а вовсе даже на восток, который Джайя как-то в расчет не принимала. А ведь правда, есть же Новые Провинции, туда несколько лет назад начали дорогу прокладывать. Людей там мало, земли много, воды вообще нет, так что это пустыня. И Драконов там нет, они ж не дураки в пустыне жить. Как это раньше Джайя не вспомнила про Новые провинции?
Она снова перешла к карте, к ее восточному краю, где аккуратно был вклеен лист бумаги с новыми дорогами и станциями. За горами Унук-Ахайя находился город Аштангх, обозначенный кружком «от 10 000 до 50 000 населения», а от него ниточки железной дороги шли вдоль совсем маленьких кружочков. Глаза Джайи остановились на станции, которая называлась «18». Вот так просто, цифрой: «18». Другие станции на этой дороге назывались тоже довольно странно: Козья Морда, Приют Четвертого, Песок, но вот цифрами была обозначена только одна. Это нечаянно развеселило Джайю: «Все пусть едут в Козью Морду, а я поеду в 18. Почему нет? Послезавтра мне исполнится восемнадцать, и я приеду в 18!».
Она подошла к единственной работающей кассе и стукнула ногтем по стеклянному окошечку. Кассир отложил газету и открыл окошко.
— Сколько будет стоить билет третьего класса до станции 18? Это за Аштангхом. Экспресс на Аштангх идет через два часа, я не ошибаюсь?
— Через два, — ответил кассир, — не ошибаетесь. А билет вы собираетесь для себя брать? Или для родственника какого?
— А вам какое дело? — спокойно спросила Джайя.
— А такое, что на этот поезд билетов третьего класса женщинам не продают. Женщинам предписано ездить только во втором и первом классе. В вагон третьего класса вас просто не пустят.
— Почему?
— Ну хотя бы потому, что вам не захочется, наверное, оказаться единственной женщиной в вагоне, где едут 150 мужчин. А других вагонов третьего класса на Аштангх нет. Да и то сказать, в те края едет так мало женщин, что для них особый вагон нет смысла пускать. Так что готовьте денежки, — кассир назвал сумму. — Это аккурат второй класс до вашего Аштангха. А дальше регулярного движения пока нет, так что спрашивайте в Аштангхе, как вам двигаться дальше.
— Вот как... — проговорила Джайя, быстро пытаясь сообразить. Денег оставалось совсем мало, и из-за проезда во втором классе они закончатся еще быстрее. Но Новые Провинции... страна без Драконов... ох, как заманчиво! — Хорошо, давайте билет второго класса, — она отсчитала деньги.
Получив билет, она с удивлением увидела добавленную книжечку — простой сложенный вдвое кусочек картона с картинкой идущего на всех парах поезда и с кармашком внутри, куда были вставлены талончики: «Завтрак», «Обед», «Дневной чай».
— Вы не сказали, что билет с учетом платы за питание! — сказала Джайя строго. — Я, возможно, предпочла бы сэкономить.
— Пассажиры второго класса, — ехидно сказал ей кассир, — едят как приличные люди. — И захлопнул окошко.
Ну что ж! Джайя пошла в зал ожидания и отыскала дверь буфета, но она была закрыта. Да и для кого, собственно? Джайя была одна в этом зале, освещенном лишь парой ламп. Холод здесь стоял такой же, как на улице, и оставаться до подхода поезда здесь не стоило — она и так намерзлась в дилижансе, а тут даже соломы на полу не было, чтобы греть ноги. Так что пришлось обойти весь вокзал, пока она не заметила свет в телеграфной конторе. Здесь было по-настоящему тепло — и помещение само по себе маленькое, и печка стояла в углу — премилая железная печка, в которой весело горел огонь.
— Я погреться, — честно сказала Джайя телеграфисту, тот кивнул из-за своей стойки и снова опустил голову к книге.
Джайя поставила свою корзину на скамейку и пошла к витрине с выставленными на продажу журналами. Постояла, поглазела на обложки, а потом, решившись, потянула к себе дамский журнал.
— Он дорогой, — сказал из-за стойки телеграфист, не поднимая головы.
Джайя кивнула, вынула из кармана последние деньги и расплатилась. В кармане остались сущие гроши, разве что на чай с пирожком. А есть хотелось сильно, только где сейчас еды купишь? Оставалось только ждать, когда пойдет в ход талончик с заманчивым словом «Завтрак». А деньги что? Деньги появятся.
Она сидела на скамейке, листала журнал, упиваясь мечтами о прекрасных платьях, и посматривала на часы. Когда до прихода поезда на Аштангх осталось минут пять, она сунула журнал в свою корзину, поблагодарила телеграфиста и пошла, но не на перрон, а в темноватую арку выхода из вокзала. Если кто-нибудь этим поездом приедет, он наверняка пойдет в город здесь. Она поставила корзину у стены, а сама отошла немного, а потом, когда со стороны платформы в арку вошел человек с саквояжем, порывисто двинулась к нему:
— Братик!
Если бы кто наблюдал со стороны, он бы увидел, что девушка протянула руку, коснувшись пальто пассажира. На самом деле, ускорившись, Джайя успела расстегнуть несколько пуговиц, достать бумажник, вытащить из бумажника несколько ассигнаций, положить бумажник обратно, застегнуть человеку пальто и выудить из его кармана ту серебряную и медную мелочь, что попалась в ладошку. Самое сложное было не оторвать пуговицы или карман, но Джайя была очень-очень осторожна. Она замедлилась, отвела руки с добычей назад и сказала якобы испуганно:
— Ой, извините, я обозналась.
Пассажир кивнул и пошел дальше, тут же забыв о ее существовании. Джайя подхватила корзинку и поспешила на перрон, на ходу пряча деньги и доставая билет. Билет она сунула проводнику своего вагона и быстрее пошла внутрь, греться, потому что после ускорения ее всегда трясло. Вряд ли от взбудораженных риском нервов, скорее оттого, что на ускорение тратилось много внутреннего тепла. А она так давно не ела! И нескоро еще поест. И еще неизвестно, будет ли толк из того завтрака, потому что с едой у Джайи сейчас были очень сложные отношения.
Около отделения проводника была печка с баком для воды, и Джайя очень надеялась хотя бы чаю выпросить. Так и получилось, когда несколько минут спустя поезд тронулся, и проводник, погремев в тамбуре дверями, вошел в вагон и увидел отогревающуюся девушку, он и сам предложил:
— Чаю не хотите ли, барышня?
— Очень хочу, — призналась Джайя, пробуя подавить дрожь.
Вагон был полупуст, и все имеющиеся пассажиры уже спали — или, во всяком случае, лежали уже на своих местах за задернутыми занавесочками. Горел только небольшой светильник около отделения проводника, но света давал мало, и конец вагона терялся во мраке.
Проводник указал Джайе на одно из свободных мест:
— Садитесь вот здесь за столик, а чай я вам сейчас подам. Или хотите бульона?
— Ага, — сказала Джайя и нервно хихикнула. — И паштет из гусиной печенки. И куриную грудку. И апельсиновый мусс.
— Понятно, — кивнул проводник. И через несколько минут на столике перед Джайей появилась кружка из толстого фарфора с кипятком, в котором медленно растворялся темно-коричневый бульонный кубик, два сваренных вкрутую яйца, несколько толстых ломтей копченого мяса и дырчатого сыра, только что открытая жестянка с сардинами и баночка с клюквенным желе.
— Спасибо, — прошептала Джайя проводнику и мысленно спросила у боли, которая злым комком сидела у нее в животе: — Ты будешь это есть?
Боль что-то проворчала, но активно возмущаться угощением не стала. Значит, можно есть, не боясь, что при первых же глотках придется бежать блевать. Джайя не стала ждать, пока боль передумает, и с удовольствием принялась за дело. Проводник тем временем по соседству подготовил ее постель: опустил столик так, что он стал частью широкой полки и все. Для железнодорожных путешествий люди обычно брали с собой хоть тощий матрасик, одеяла и подушки, но Джайя путешествовала налегке. Куда уж ей таскаться с одеялами? Хватит и пледа. Проводник, впрочем, принес пару шерстяных одеял и объяснил:
— У меня есть резерв для командировочных служащих дороги.
— Я не служащая, — шепотом возразила Джайя, но проводник только махнул рукой. Было что-то странное в том, что проводник так добр к ней, но Джайя пока решила не заморачиваться этими вопросами. Все равно в его заботе не чувствовалось ничего такого... корыстного. Просто дяденька жалеет девчонку-недотепу. У него, наверное, дочка в таких же годах.
Поев, Джайя вынесла пустую посуду и прочее в отделение проводника и начала укладываться спать. Раздеваться, конечно, было нельзя, но можно было снять отсыревшие башмаки, залезть на полку и там, за занавесочкой, снять наконец чулки. Джайя с наслаждением обернула ноги пледом, опустила поверх юбки, стараясь, чтоб они мялись как можно меньше, и завернулась в добротные шерстяные одеяла. Вот.
Лежать, постепенно согреваясь, было сущим блаженством, но прежде, чем заснуть, Джайя заглянула в себя и погладила свои боли. Боль в ноге была совсем маленькая, потому что Джайя до того нянчилась с ней первую очередь: нельзя же сбежать от Свана с переломанной ногой. Сейчас перелом уже хорошо поджил, но Джайя все равно ласково поговорила с болью и попросила ее немного подождать до того времени, когда у Джайи будет больше внутреннего тепла. Треснутые ребра болели сильнее и, что самое плохое, задевали острыми обломками все вокруг, рождая несколько новых болей. Но это могло подождать, хотя все равно медлить не стоило, и Джайя, поговорив с этими болями, уговорила их пока не очень досаждать ей — потому что в первую очередь надо было заняться тем, с чем дело обстояло хуже. Хуже всего была боль в животе. Сильный удар Свана не причинил там смертельных увечий, от чего Джайя могла бы умереть на месте, но что-то повредил, и боль там накапливалась, росла, а последние сутки и обозлилась, вгрызаясь в окружающие органы. Надо было бы заняться этой болью раньше, но раньше важнее была нога и возможность ходить. Да и очень неудобно разговаривать с болями, когда сидишь в дилижансе или поезде, когда мерзнешь и ничего толкового съесть не можешь. Все-таки хорошо, что ехидный кассир в Логаре навязал ей спальное место! И спасибо доброму проводнику, что дал ей одеяла!
Джайя похвалила боль в животе за долгое терпение и начала ласково ее гладить. Боль была злая и огрызалась, но лесть и поглаживания понемногу сделали свое дело, и Джайя начала осторожно распутывать тугой клубок боли. Распутанные и натянутые струны боли очень трудно было терпеть, и Джайя аж выгибалась, сама натянутая как струна, но другого способа не было: чем плотнее боль соберется в клубок, тем злее она будет, тем страшнее она будет терзать окружающее тело, тем больше боль будет расти. Нет, надо потихоньку, ласково, уговорами, теплом задабривать боль и стараться ее распутать. Что с того, что при распутывании боль становится острее и пронзительнее? На то она и боль, чтобы Джайя обращала внимание на неполадки в своем теле.
Потом, устав от уговоров и поглаживаний, Джайя заснула; проснулась часа через три, проверила как там боли (боль в животе спала и что-то разнежено ворчала сквозь сон, боль в ребрах завидовала и постепенно злела, боль в ноге ни на что не обращала внимания, ей наконец было тепло и сухо, а остальное ее не касалось, Боль-Дракон посматривала на всех свысока и пребывала в уверенности, что она лучше всех — даже лучше других Болей-Драконов). Джайя выпуталась из одеял, отдернула занавеску, сунула ноги в противные холодные башмаки, застегнула их на кнопки и пошла узнавать, в самом ли деле в вагонах второго и первого класса бывают сортиры. А то если ждать станции... когда еще эта станция будет... то можно и опозориться.
Она открыла дверь в служебный отсек, услышала какой-то непонятный шум, ничего не поняла, плотно закрыла за собой дверь и заглянула в купе проводника. В это время от удара распахнулась дверь с площадки, на пол рухнул добрый дяденька проводник, почти вытащивший из заднего кармана брюк пистолет, на него сверху свалился прилично одетый господин с ножом в руке. Потом господин резво вскочил, схватил растерявшуюся Джайю за руку и дернул на себя, а потом и за спину, выталкивая на площадку:
— Выкинь ее, чтоб не мешалась.
Второй господин, тоже одетый вполне прилично, схватил Джайю за плечи и толкнул ее в сторону, туда, где площадка оканчивалась ступеньками, а за ступеньками был мрак и мелькали какие-то столбы. Тут Джайя опомнилась и ускорилась. А когда ускоряешься, не только ловкости прибавляется, но и силы. Она дернулась, вывернулась из рук бандита, оказалась сзади и уже его со всех сил толкнула с площадки. Он и вылетел, что-то крикнув, но Джайя в ускорении так и не поняла что, оглянулась, увидела ошарашенный взгляд другого бандита, того, что с ножом... с окровавленным ножом, дернула его на себя, не то ломая, не то выдирая руку из сустава, он отчаянным движением вцепился в поручень, но Джайя в горячке ударила ногой, и поручень отвалился и вылетел вместе с бандитом — куда-то в темноту.
Джайя потрясенно попялилась в темноту, но оттуда, само собой, никто не вернулся; и она, остывая, замедлилась. Она с опаской заглянула в служебное отделение. Проводник еле ползал по полу, крови уже натекла лужа, и Джайя бросилась к нему, чтобы помочь. Рана в боку была в общем-то не такая опасная, но вот кровопотеря могла быть фатальна и Джайя ударом пальцев создала около раны небольшую, но злую боль, которая мигом вгрызлась и остановила кровотечение. Тут же от ревности попросыпались и взвыли все ее боли, даже боль в ноге, и Джайя, приоткрыв рот, села на пол, уговаривать свои боли, что она вовсе не собирается лечить боли этого совершенно чужого человека, хоть он и очень был добр к ней.
— А где... эти? — вдруг спросил проводник.
— Выпали, — с усилием проговорила Джайя. Больно ведь.
— Куда?
— Нечаянно, — выдавила из себя Джайя.
— Надо сообщить, — сказал проводник.
— Кому?
— Вдоль вагонов идет шнур, — проговорил проводник.
— Ладно, пойду дерну, — нехотя согласилась Джайя.
— Он вверху.
Вот странно, в вагоне, кроме них двоих, были люди, мужчины, возможно даже, служащие железной дороги, но ни девушке, ни проводнику не пришло в голову позвать кого-то из пассажиров. Шок, наверное.
Поэтому Джайя встала, снова вышла на площадку, где ее тут же начал морозить ветер, присмотрелась, нашла вверху шнурок, дернула, снова попялилась в темноту, где мелькали какие-то столбы, решила, что поезд идет по длинному мосту, и вернулась в вагон, отогреваться у котла с водой. Котел уже заметно остыл, так что прижиматься к нему боком с поломанными ребрами было совсем не горячо, а приятно.
Сколько она так блаженно стояла у котла — неизвестно. На площадке послышались звуки, дверь открылась, и с площадки вошли двое в казенных тужурках.
— Что случилось? — спросил первый, потянув из кармана револьвер.
— Налетчики, — просипел проводник.
— И где они? — спросил человек, вытянув шею, чтобы заглянуть в стекло двери, ведущей в спальное отделение.
— Упали, — прошептала Джайя, показав на площадку.
— Что, так все и упали? — спросил этот человек, повернув к ней лицо.
— Все, — прошептала Джайя, с восторгом глядя на него. У него были длинные темные прямые волосы, сзади забранные в хвост. Длинные волосы у мужчины! Как у какого-нибудь пирата из книжки! И сам он был смуглый, как пират, и даже, кажется, в ухе были дырочки для серег. Точно! Дырочки! Пират! Пират, по какому-то недоразумению одетый в обычную форменную тужурку железнодорожного служащего!
— Посмотри, что с ним, — пират оглянулся к спутнику, — а я поговорю с барышней. Барышня, вы как себя чувствуете?
— Отлично, — заверила его Джайя.
— Это хорошо, — сказал пират, явно не поверив. — Ну так расскажите.
Джайя помолчала, собираясь с мыслями. Легко сказать — расскажите. А как рассказать, не рассказывая об ускорении и Драконах?
— Я вышла, — сказала она, махнув в сторону двери в спальный отсек, — тут вваливаются они — проводник и те двое. И один сказал: «Выкинь ее, чтобы не мешалась», и второй схватил меня, а я как-то вывернулась и толкнула его. И он выпал. Почти. И второй кинулся ему помочь, втащить обратно, а я ударила ногой по поручню, и поручень сломался. И они упали. Оба. А проводника они еще раньше пырнули.
Пират вышел на площадку, полюбовался на остатки поручня и вернулся, покачивая головой.
— Да уж, повезло вам, барышня. Брак в металле, не иначе. А на помощь почему вы никого не позвали?
— На помощь? — переспросила Джайя, перевела глаза вслед за взглядом пирата на дверь спального отсека, помолчала, осознавая ситуацию, и призналась: — Потому что идиотка.
— Да бросьте, бывает, — снисходительно улыбнулся пират. — Давайте-ка зайдите вот сюда, — он показал на дверь сбоку. — Вам надо помыть руки.
Джайя посмотрела на свои выпачканные в крови руки и сказала «Ой!». Да, руки надо было помыть. И, как позже оказалось, лицо, потому что когда она поправляла волосы, мазанула по щеке.
На пороге туалетной комнатки Джайя оглянулась на все еще лежащего на полу проводника, около которого хлопотал спутник пирата.
— Он простудится, — сказала она.
— Сейчас перевяжем и оттащим на койку, — пообещал пират.
Когда она вышла, проводника на полу уже не было, и даже лужа крови была подтерта, хотя и не начисто. Промокшая тряпка валялась в углу, а пират ожидал своей очереди мыть руки.
— Почему вы так улыбаетесь, когда меня видите? — спросил он. Без раздражения спросил, с интересом. Он прошел к умывальнику и открыл кран.
— Вы похожи на пирата из одной книжки, — сообщила Джайя. — Он был в душе хороший, по происхождению граф, и у него было прозвище Кхамбалия.
— Что-что? — спросил пират. — Так и звали?
Из спального отсека вышел спутник пирата.
— Ты бы воды согрел да чаю приготовил, — сказал он. — При такой кровопотере сладкий чай — самое то. Я пойду сообщу, что да как, а ты пока тут проследи.
— Прослежу, — кивнул пират.
— Барышня что-то очень веселая, — сказал его приятель. — С чего бы?
— А у нее истерика, — объяснил пират.
— А! Ну ей тоже сладкого чаю надо, Кхамбалия, так что займись.
Джайя, услышав, как зовут пирата, в полном восторге сползла по стенке на пол. Хохотать было больно, но не хохотать было нельзя.
— Вот видишь, — сказал Кхамбалия приятелю. — Истерика у нее. — Он нагнулся над девушкой и осторожно поставил ее на ноги. — И в самом деле, давайте-ка я вас чаем напою.
— Кхамбалия! — хихикнула Джайя, повисая на нем. Пират был очень теплый. Не в том смысле, в каком обычно теплы люди, а в другом, понятном лишь Джайе с ее Болью-Драконом. Редко кто вот так с теплом к ней относился. Можно сказать, и никто. Сван иногда жалел, от его рук тепла мало было. А пирату она нравилась, хотя чем такому красивому мужчине может понравиться серенькая невзрачная и бедно одетая девушка? Правильно, ничем. И все же его потаенное тепло было обращено к ней.
Пират завел ее в купе проводника и посадил на узенький диванчик, где могли усесться радом разве что двое. Спальное место проводника было на верхней полке, поэтому раненого отнесли в вагон и положили на пассажирское место. Может быть, даже на койку Джайи. А скорее всего, нет, потому что свободные места в вагоне были.
Пока пират возился с приготовлением чая, Джайя понемногу успокоилась. А и в самом деле, с чего она развеселилась? Ну зовут человека Кхамбалия, ну и что?
— Вас в самом деле зовут Кхамбалия? — спросила она.
— Да. Я оттуда родом. Но я не пират, — ответил он, оглянувшись на нее. — Я даже не моряк. Меня зверски укачивает на воде, что позорно для кхамбалийца, — Он улыбнулся, но ей уже не было смешно.
— А почему у вас длинные волосы?
— Такая мода на Новых Территориях. Чем больше ты там живешь, тем длиннее волосы. Как-то так.
— А серьги вы носите?
— Ношу. Но в Империи снимаю. Еще не так поймут.
— А как? — не поняла Джайя.
Кхамбалия хмыкнул.
— Вы едете к мужу? — спросил он, меняя тему.
— Нет.
— К жениху?
— Я вообще ни к кому не еду, — заявила Джайя. — Я купила билет на первый же поезд.
— Вы знаете, куда вы едете?
— Нет, — призналась Джайя.
Кхамбалия молча посмотрел на нее, поставил перед ней чашку с чаем, взял другую чашку и ушел поить раненого.
Джайя почувствовала себя полной дурой.
Когда пират вернулся, по лицу Джайи текли слезы, ее трясло, и вообще она полностью расклеилась. Чашка с чаем стояла на столе нетронутой.
— Эээ, — сказал пират. — У нас тут дождик начался?
Он сел рядом с ней, одной рукой обнял ее, второй поднес чашку к ее губам.
— Делаем глоточек, — скомандовал пират.
Джайя послушалась. Может быть, вот этого ей всегда в жизни и не хватало, чтобы кто-то поил ее чаем, как маленькую, обнимал и согревал.
— Вашими одеялами мы накрыли проводника, — сказал Кхамбалия, когда она послушно допила чай. — Но я сейчас найду вам другие, у проводника должен быть запас...
— Это не мои одеяла, — призналась Джайя. — Мой был только плед.
Кхамбалия, вставший, чтобы открыть шкаф, пристально посмотрел на нее.
— Вы отправились одна, без теплых вещей, в демисезонном пальто в Аштангх? — спросил он.
— Уже весна, — сказала Джайя.
— Угу, — подтвердил Кхамбалия. Он снял с полки пару одеял и не очень ловко взял их в охапку.
— Можно, я посижу здесь? — спросила Джайя. — Я... боюсь туда идти.
— Ну что там страшного? Все спят. Впрочем, сидите, если боитесь. Только давайте я вас укутаю. Вам надо согреться. Вставайте.
Джайя послушно встала.
— У вас юбка в крови, — сказал Кхамбалия.
— Ну что поделать...
— Снимайте. Я выйду, а вы снимите юбку и завернитесь в одеяло, — он взялся было за дверную ручку и остановился. — Слушайте, а вы не ранены? Вдруг не почувствовали в горячке.
— Я не ранена. Я на полу сидела.
Он вышел. Джайя поспешно стащила с себя верхнюю юбку и вторую юбку, на которой тоже обнаружилось кровавое мокрое пятно, обернула талию одеялом и поспешно плюхнулась на диванчик.
— Я всё... — доложила она.
Кхамбалия вошел и тут же наклонился, чтобы подоткнуть одеяло поплотнее под ноги. Разумеется, его рука тут же открыла позорную истину.
— Вы еще и без чулок! — обвиняюще воскликнул он.
— Я их на ночь сняла, — пролепетала Джайя, покраснев до самых кончиков ушей.
Кхамбалия унесся за ее чулками, Джайя чуть не побежала за ним прямо в одеяле, но он быстро вернулся.
— Они мокрые! — сердито сказал Кхамбалия.
«И драные», — могла бы добавить Джайя, но ей уже не было куда дальше краснеть.
— И башмаки у вас сырые! — продолжил логическую цепочку Кхамбалия. — Неудивительно, что вас трясет!
Он наклонился, выискивая что-то внизу шкафа, стукнул крышкой сундучка, потом показал Джайе шерстяные носки проводника:
— Я думаю, он не обидится. Они чистые, но большие.
Не доверяя ей, он сам стащил с ее ног башмаки, надел носки, подкрутил низ одеяла. Во второе одеяло он замотал Джаю так, что наружу торчал только нос. И напоил чаем — снова обняв одной рукой, а второй поднося чашку ко рту. Чай был очень вкусный, Джайя никогда не пила такого чая. «Наверное, дорогой чай», — полусонно решила она. Гораздо лучше чая было то, что Кхамбалия никуда не ушел, а так и сидел, обнимая ее. И у него можно было без зазрения совести воровать его тепло, чтобы разнежить и побаловать ту боль, что в ребрах, и ту боль, что в животе. Впрочем, совесть все-таки где-то далеко ворочалась: у Кхамбалии тоже была боль, она сидела в руке, и этой рукой он действовал не очень ловко. Когда-то у него неудачно срослась сломанная рука, там поселилась боль, озлилась, начала жрать что попало, скрючила пальцы. Когда я разберусь со своими болями, я займусь тобой, пообещала боли Джайя. Боль презрительно фыркнула, не веря.
Аннотация:
Восемь лет назад древний колдун затеял грандиозный магический ритуал, унесший множество жизней, собираясь создать человека со сверхчеловеческими способностями. Теперь немногие выжившие «подопытные кролики», что-то получившие и что-то потерявшие в ритуале, ищут свое место в жизни. Можно ли быть человеком, если чья-то недобрая магия превратила тебя практически в нелюдь?