Брунгильда

Что вы знаете о Брунгильде? Нет, я не о той, что была франкской королевой аж полторы тысячи лет назад. 

Я - о  деве-воительнице, наделенной сверхъестественными силами, героине скандинавского эпоса. Правда, не той, что описана в Старшей Эдде. А о почти, - ну что такое каких-то 80 лет, - нашей современнице, молодой девушке, у которой не осталось иного выхода, как стать Брунгильдой. 

А дело было где-то в конце 1930-х годов прошлого века в баронском поместье Румене в Латвии. "Рукопись из тайной комнаты" родилась именно тогда.

"Сама же Густа казалась себе, особенно по сравнению с хрупкой Эмилией, слишком «чрезмерной», что ли. Она тоже пошла в мать – все Янсоны были высокими и ширококостными. И – светловолосыми. Папа не раз шутил, что шведы, должно быть, заглядывали в их рыбачью деревушку по пути «туда и обратно». Были там шведы или нет, никто сказать с уверенностью бы не смог, хотя мама, слыша папину шутку, каждый раз улыбалась и говорила, что он просто завидует. Родители жили дружно, оба были очень остры на язык, и она долгое время не придавала значения их пикировкам.

Густа тоже была высокой и как ни старалась она не есть много, чтобы хоть как-то быть похожей на фрау Шварц и прехорошенькую Эмилию, у неё тем не менее к четырнадцати годам оформилась вполне женская фигура с широкими бедрами и высокой для девушки грудью. Никакие диеты не могли сделать плечи менее широкими, а щеки – менее румяными. Две светлые, почти белые толстые косы, которые по приказу фрау Шварц заплетала Густа, оттеняли большие голубые глаза и аккуратный ровный нос.

Однако знакомство с древними мифами и сагами вновь напомнило Густе эти домашние шутки. И она придумала себе легенду. В ней смешались походы древних викингов, героические немецкие саги и «кольцо Нибелунгов». Густа представляла себе, что, возможно, в её роду был потомок легендарной Брунгильды, той самой, именем которой знаменитый Вагнер назвал валькирию Брунгильду, деву-воительницу. Но если она – валькирия Брунгильда, то ей не нужно сидеть на диетах и утягиваться поясами до обмороков. Брунгильда – «закованная в броню воительница» − не должна быть хрупкой. А она очень даже на неё похожа – широкоплечая, с широкими бедрами и не по-девичьи большой грудью, со светлыми, ниже талии косами и голубыми глазами. И Густа пропускала мимо ушей сетования фрау Шварц на её крестьянскую стать, думая про себя: «Вы даже не догадываетесь, что я – Брунгильда»….

…Густа слышала краем уха, что секретарь герра Шварца, помогавший ему в его коммерческих делах, что-то сильно испортил и был с позором изгнан. Но ей и в голову не приходило, что она может быть хоть как-нибудь полезна герру Шварцу. Ей, как в детстве, захотелось куда-нибудь спрятаться, но Ordnung предписывал стоять и внимательно слушать хозяина. 

– Фройляйн Августа, – тон хозяина изменился. – Я скажу фрау Шварц, что молодому господину нужен другой ментор. А вас я попрошу завтра к девяти утра быть у меня в кабинете. Печатать на машинке вы, надеюсь, умеете?

– Да, герр Шварц. – Густа стояла, боясь пошевельнуться.

– Ну вот и отлично. С завтрашнего дня будете мне помогать. В первый месяц буду платить как сейчас. А если у вас получится освоить науку торговли, то жалованье ваше увеличится вдвое. Завтра в девять – в кабинете.

С этими словами герр Шварц покинул библиотеку, даже не сомневаясь в том, что приказ будет выполнен.

– Поздравляю, фройляйн Августа. Вы заслужили повышение.

Только сейчас она решилась поднять глаза. Герр Штайн ободряюще улыбался. Густа заметила, что и хозяин и управляющий перешли с ней на «вы». Похоже, она вновь вытащила лотерейный билет. Теперь нужно стараться изо всех сил, чтобы освоить новое дело.

«Но я же Брунгильда, дева-воительница», – подумала Густа. – «Я должна справиться!» И она благодарно улыбнулась управляющему.

– Спасибо, герр Штайн. Это вы меня научили.

И вежливо, как требовал Ordnung, склонила голову.

7.

Густа страшно волновалась.

Beschäftigung или работа герра Шварца заключалась в торговле. В торговле оружием.

Прежде все дела велись в Риге, но со временем, то ли потому, что хозяину хотелось больше времени проводить с семьей, то ли потому, что выросшей Эмилии нужно было мужское общество, то ли по другим причинам, но в последнее время много клиентов приезжало в поместье.

В Риге, насколько знала Густа, у хозяина был большой магазин, где и работал тот самый Дитер, который был недавно уволен.

«Неужели хозяин пошлет меня в Ригу?» – сердце её замирало от страха.

«Нет, скорее всего, я не справлюсь, и он вообще прогонит меня домой»...

Так, промаявшись полночи, она наконец уснула.

Подскочив и обнаружив, что поздний осенний рассвет давно наступил, Густа опрометью кинулась приводить себя в порядок для первого своего по-взрослому рабочего дня.

Платье, как ей показалось, для работы не слишком годилось.

– Хорошо, что фрау Шварц следит за модой, – подумала Густа, доставая из шкафа длинную черную юбку и блузку, недавно приобретенную для неё хозяйкой в Кандаве на осенней ярмарке.

Ровно в девять, слегка бледная от волнения, но полная решимости, она стояла на пороге кабинета хозяина.

– Доброе утро, герр Шварц.

– Хм... – герр Шварц, уже сидевший за столом, с интересом посмотрел на Густу. – Доброе утро. Вы готовы к работе, фройляйн?

– Да, герр Шварц. – Густа, как и положено, слегка присела в книксене.

И рабочий день начался.

«Какое счастье, – думала Густа, – что герр Штайн научил меня печатать на машинке». В последние несколько месяцев на ней лежала вся переписка с поставщиками, так что машинка, стоящая в кабинете хозяина, хоть и более новая и блестящая, замешательства не вызвала.

Печатала она быстро. Герр Шварц, диктовавший ей письма, развалившись в своем рабочем большом, черной кожи кресле, стоящем у тоже большого, красного дерева письменного стола, на котором ворохами громоздились какие-то бумаги и журналы, несколько раз вставал, чтобы посмотреть, как пальцы Густы летают над клавишами.

– Хм, неплохо, – время от времени бормотал он, почесывая, по обыкновению, свой большой живот.

К обеду перед Густой лежала немалая стопка писем.

– Неплохо, фройляйн Августа, – вы заслужили обед. – Герр Шварц добродушно засмеялся.

Он вообще любил пошутить, побалагурить. Шутки его, будучи весьма брутальными, порой вызывали у фрау Шварц недовольную гримаску, но самому хозяину они очень нравились.

Густа вежливо улыбнулась: «Спасибо, герр Шварц».

За обедом маленький Конрад, как это часто бывало, расшалился. По какой-то мистической причине, которую Густа понять была не в состоянии, Ordnung не имел к нему никакого отношения. То, за что не только сама Густа, но и Эмилия уже давным-давно бы получили розги, противному мальчишке легко сходило с рук. Ordnung сколько угодно мог предписывать, что без разрешения родителей ни один ребенок не имеет права покидать свой стул, но к Конраду это не имело никакого отношения. Вскочив и ловко уклонившись от протестующе поднятой материнской руки, Конрад помчался вокруг стола, привычно намереваясь поиздеваться над девочками. Взрослых он не трогал, но Эмилия и Густа были ежедневными «жертвами» маленького вредины. Намерения малолетнего хулигана были понятны, но уклониться возможности не было, на девушек Ordnung распространялся жестко.

Пробегая мимо Эмилии, Конрад с силой дернул её за один из вьющихся каштановых локонов, красиво обрамлявших точеное личико. От воздействия такой силы даже лопнула ленточка, удерживавшая прическу и с тщанием уложенные пряди тут же рассыпались по плечам и спине. Видимо, Эмилии было ещё и очень больно, поскольку её нежное личико тут же покраснело, а на глаза навернулись слезы.

Но Конраду ни слезы сестры, ни протестующие восклицания матери, как обычно, были нипочем. Даже то, что отец, нахмурившись, пробурчал что-то вроде: «Пора уже и ума набраться», не остановило вредного мальчишку. Да и кого ему было бояться. Единственный, кто его когда либо наказывал – учитель – за столом отсутствовал. Герр Кляйн то ли в самом деле страдал каким-то заболеванием, то ли нашел удобный предлог, но уже очень давно он принимал пищу только в своей комнате, куда её приносили в специальных судках с крышечками прямо с кухни. Да и герр Кляйн, по правде говоря, наказывал Конрада редко, – учился тот и вправду весьма прилежно. 

Так что управы на него не было. Помчавшись на второй круг и вновь увернувшись от пытавшейся его схватить матери, теперь он направлялся к Густе. Которая, изо всех сил соблюдая Ordnung, сидела, как и положено, выпрямив спину. Но внутри она вся сжалась в ожидании очередной гнусности от несносного мальчишки.

Однако сегодня сценарий изменился. Обычно снисходительно смотревший сквозь пальцы на шалости отпрыска, герр Шварц в этот раз все-таки вмешался.

– Конрад, прекрати! – его голос раздался неожиданно и оттого, казалось, очень громко. – Не трогай фройляйн Августу!

Все присутствующие, позабыв про всякий Ordnung, вытаращились на хозяина.

Обычно герр Шварц не вмешивался в домашние дела. Полностью доверив управление поместьем герру Штайну, а воспитание детей супруге, он оставлял за собой только обязанность хорошо содержать свое семейство и получать удовольствие от нахождения в кругу семьи. Время от времени он контролировал, как справляются с делами те, кому он их поручил, но в целом это дела не меняло. Напрямую приказы домочадцам отдавались крайне редко, разве что в исключительных случаях.

Наверное, именно поэтому маленький Конрад не сориентировался вовремя. Разогнавшись, он с разбегу налетел на Густу, толкнув её так, что недоеденный ею суп выплеснулся на скатерть и – на новую, такую красивую блузку.

– Ох, – выдохнула Густа, понимая, что блузка теперь так и останется навсегда испорченной.

Мальчишка противно захихикал, делая вид, что извиняется за неловкость. Но... насладиться торжеством в этот раз он не успел.

К изумлению всех присутствующих, на сей раз всё действительно пошло не так. Герр Шварц вместо того, чтобы привычно громогласно расхохотаться над «шуткой» своего любимца, вдруг резко встал, с грохотом отодвинув стул, и громко и властно приказал:

– Герр Конрад, немедленно ко мне!

Приказ прозвучал так, что никому и в голову не пришло бы ослушаться. Лицо герра Шварца покраснело, он стоял, широко расставив ноги и уперев руки в широкие бока, и шумно дышал. В наступившей тишине это дыхание было особенно отчетливо слышно. Конрад, опустив голову, поплелся к отцу.

Взяв сорванца мощной ладонью за плечо, герр Шварц развернул его к себе:

– Мама сказала тебе, что с сегодняшнего дня фройляйн Августа работает моим секретарем? – вопрос звучал властно.

– Да, – Конрад кивнул.

– Мама сказала тебе, что у тебя будет другой ментор, а фройляйн Августа больше не будет тобой заниматься?

– Да, папа. – Конрад, видимо с перепугу, почти шептал.

– Я зарабатываю деньги. Фройляйн Августа мне помогает. Ты мешаешь ей это делать хорошо, значит, ты мешаешь моему бизнесу!

Голос герра Шварца не оставлял сомнений, он был до мозга костей, хоть и глубоко увязших в его тучном теле, но настоящих костей истинного немецкого коммерсанта, возмущен посягательством на его бизнес. Он буквально рубил воздух короткими чеканными фразами, пытаясь донести свое негодование по поводу такого вопиющего нарушения. 

– Это недопустимо, и ты будешь наказан. Иди встань в угол до конца обеда. А когда герр Штайн закончит обед, он выпорет тебя розгой. Вы слышите, Отто?

Управляющий был поистине готов к любым поворотам судьбы. Аккуратно положив ложку и промокнув рот салфеткой, он абсолютно ровным голосом, как будто происходящее было совершенно в порядке вещей, ответил:

– Так точно, герр Шварц. После обеда я выпорю юного господина розгой."

Итак, "Рукопись из тайной комнаты"