Учение в Древней Греции

Я бы там была гениальным математиком))) Если верить написанному в книге «Занимательная Греция» Михаила Гаспарова. 

Для упражнения в счете служила клетчатая доска — «абак». В ней были клеточки для единиц, десятков, сотен и так далее; на клеточки клали камешки или бобы, от одного до девяти. На таких клетчатых счетах нетрудно было научиться сложению, вычитанию и даже умножению (делению — гораздо труднее), а потренировавшись, можно было производить эти действия и в уме. Тем не менее с арифметикой древним было тяжело: до нас дошло много случайных обрывков хозяйственных счетов и прочего скучного материала, и ошибок там больше, чем в тетрадке у любого из вас. «Прогресс науки, — сказал один современный математик, — не в том, что мы умеем делать, чего раньше не умели, а в том, что сейчас каждый умеет делать то, что раньше умели лишь талантливые».

Учителя там были бедные – платили им как средней руки мастеровым. А занимались без выходных, каждый день, правда с большим перерывом на обед. Отдых был только по праздникам.

 Когда в городе Лампсаке умирал философ Анаксагор и горожане спросили, чем почтить его память, он сказал: «Пусть в день моей смерти у школьников не будет занятий».

Научиться читать было куда трудней, чем сейчас

Читать учились по складам: «бета-альфа — ба, гамма-альфа — га, бета-ламбда-альфа — бла, гамма-ламбда-альфа — гла…» и так далее, перебирая все возможные сочетания, пока они не начинали узнаваться с одного взгляда. Времени и сил на это уходило невероятно много. Но учителя были неумолимы. Они твердо считали, что чем корни учения горше, тем плоды его слаще, и напоминали ученикам об олимпийских бегунах: на тренировках они подвязывают себе свинцовые подошвы, чтобы потом на состязаниях лететь, не чуя ног. Наш нынешний способ обучения грамоте (не «по буквам», а «по звукам»: м-а — ма…) был изобретен всего сто с лишним лет назад и пробивал себе дорогу с боем: еще Лев Толстой утверждал, что по-старинному, по складам, учились лучше. Одолев склады, читали первые слова — имена богов и героев: «Зевс. А-фи-на. А-га-ме-мнон». За первыми словами — первые фразы; обычно это были поучительные стихотворные строчки:

Прекрасен тот, кто вправду человек во всем…

Приятно, если умный сын в дому растет…

Пусть все несут совместно бремя общее…

Читали только вслух: греческие строчки, где не было пробелов между словами, а были ударения, иначе читать было трудно. Даже на исходе античности на тех, кто умел читать про себя, смотрели как на чудо света. 

Зато память тренировали - будь здоров!

Очень много учили наизусть. Были такие любители, которые знали наизусть всего Гомера; правда, их почему-то упорно считали дураками. У профессиональных ораторов, которым нужно было держать в уме большие судебные речи, память бывала почти фантастическая: они умели, например, прослушав впервые сто строк стихов, тут же повторить их от конца к началу.

Ну и конечно, были твердо убеждены, что «Розги – ветви с древа знаний».

В стихах Герадота «Учитель» описывается сценка, где мать приводит с собой сына и просит учителя научить нерадивого уму-разуму.

Мать. Ламприск, любезный, пусть тебя хранят Музы!

Будь добр, возьми ты моего сынка в руки,

Да растяни, да всыпь погорячей розог!

Вконец он разорил меня игрой вечной

В орлянку — бабок, видишь ли, ему мало!

Небось давно забыл он дверь твоей школы,

А вот кабак, где пьянка да игра, — помнит!

Доска его вощеная лежит праздно,

Пока он не посмотрит на нее волком

Да и не соскребет с нее всего воска.

В письме не разберет он ни аза, если

Ему не повторить раз пять подряд буквы.

Попросим мы с отцом его прочесть вслух нам

Стихи, какие в школе наизусть учат, —

Он цедит, как по капле: «А-пол-лон — свет-лый…»

«Послушай, говорю, я не была в школе,

Но уж и я и первый беглый раб этак

Прочесть сумеем!» А ему ничто: весел,

На крышу влезет да сидит, спустя ноги;

Его-то мне не жаль, а только жаль крышу:

Как завернут дожди, так это мне, бедной,

За черепицу каждую платить надо!

Ох, дура я: ослов ему пасти впору,

А я-то грамоте его учить стала,

На черный день подспорье чтоб иметь в сыне!

Ламприск, прошу я, сделай для меня милость:

Отделай мне сынка, чтобы вовек помнил!

Учитель. Давно готов, не надобно и просьб лишних!

Эй, Эвтий, Финтий, взять его, держать крепче!

Каков малец! Из бабок, говоришь, вырос,

А с голытьбой в притоне биться рад в деньги?

А ну-ка, где мой бич, где бычий хвост едкий,

Которым я лентяев по спине мечу?

Сын. Ой, милый, ой, Ламприск, ой, всех богов ради,

Не надо бычьим: бей меня другим лучше!

Учитель. Нет, дрянь ты, малый! Если попадешь в рабство,

То грош тебе цена там на любом рынке!

Сын. А сколько же ты мне ударов дать хочешь?

Учитель. А ровно столько, сколько мать твоя скажет!

Сын. Ой, сколько, мать? Ой, ой, в живых оставь только!

Мать. А столько, сколько вынесет твоя шкура!

Сын. Ой, я не буду! Ой, Ламприск, не бей больше!

Учитель. Ишь, что за голосок! А ну, молчать, слышишь?

Сын. Молчу, молчу; ой, ой, не убивай насмерть!

Мать. Дери его, Ламприск, не отпускай парня!

Учитель. Довольно: он уже пестрей змеи пестрой;

Ужо еще, как отвечать урок будет,

За каждую ошибку я сполна всыплю.

Вот так-то: хочешь меду — берегись жала!