Фатальный недостаток хорроров

У  Юлиана Семенова есть роман под названием "Горение", посвященный русскому революционному движению в начале ХХ века. Одним из персонажей этого романа является Александр Дубровин. Это реальная историческая личность, замечательная в своем роде - врач, активный политический деятель, основатель крайне правой монархической партии "Союз русского народа". Окончил Дубровин свою жизнь плохо: был расстрелян при советской власти. Речь, впрочем, сейчас пойдет не об этом, а о том, что в национальном вопросе Дубровин придерживался ярко выраженных антисемитских взглядов, и его нелюбовь к евреям Юлиан Семенов объясняет так:

Решил было пойти в науку, стать адъюнктом, однако на экзаменах срезался. Жена профессора Устьина, который гонял по анатомии, была дочкой выкреста. Тогда Дубровина и стукнуло - евреи его не пускают в адъюнктуру, порхачи горбоносые. Шок был столь силен, что выразился постепенно в манию, в навязчивую идею.

Не знаю, таковы ли были действительные мотивы Дубровина, но всякий раз, когда я читал или вспоминал данный фрагмент, меня охватывал еле сдерживаемый смех. Ибо приведенное выше рассуждение Дубровина насчет провала при поступлении в адъюнктуру является образцом "безумной тролльской логики" из палаты мер и весов. Впрочем, Юлиан Семенов на то и рассчитывал: он сознательно прибегал к иронии, и здесь комический эффект является неотъемлемой частью авторского замысла.

Однако тот же самый эффект может возникнуть и вопреки воле автора, причем в жанре, где он совершенно нежелателен, - хорроре (если это реально хоррор, а не пародия на него). Допустим, имеется субъект, который насилует женщин в лифтах. А потом душит. Или сперва душит, а потом насилует - без разницы. Так вот: зачастую писатель или режиссер не удовлетворяются тем, что выводят на сцену этого сукина сына. Им важно раскрыть его характер, показать, как он дошел до жизни такой, раскопать в его детстве событие, послужившее спусковым крючком для дальнейших трагических происшествий.

И вот это все нередко реализуется на уровне: "Мальчику пони на день рождения не подарили"

Хорошо, предположим, что ребенок действительно воспринял это как смертельное оскорбление и кровную обиду. Можно написать и по-другому: родители с ремнем в руках заставляли ребенка учить алгебру, которая ему нафиг сдалась. И еще много придумать в том же духе.

Один вопрос: при чем здесь те несчастные женщины в лифтах?

Ответ: при том же, при чем евреи в случае с Дубровиным. И так же, как в случае с Дубровиным, повествование переходит (только теперь уже невольно) в плоскость юмора. Да, черного. Но, тем не менее, - юмора.

Стоит ли говорить, что вследствие этого указанные попытки объяснить действия серийного убийцы психологическими травмами детства сводят на нет всю атмосферу хоррора, даже если она до этого присутствовала. Вместо ужастика у нас получается какая-то трагикомедия. Хотя нет, даже ее не получается: в других-то главах или эпизодах все на серьезных щах - и по задумке, и по исполнению.

Ей-богу, уж лучше бы маньячелло позиционировался злым просто потому, что он злой. Или носителем ужаса выступила бы какая-то темная сущность. Вроде Вия или клоуна из "Оно" Кинга.

А еще, чтобы напугать читателя или зрителя, можно взять войну, катастрофу, выживание в дикой и недружелюбной природе. Вариантов на самом деле много.