Благослови меня, строка

Маленький сюр эксперимент. Развлекайтесь.

------------------

Маленькие мыслишки скачут в голове,  как яйца в старой советской игрушке. Падают в подставленные корзиночки и  с противным 8-bit звуком сортируются в отведенные ящички.  Пик-пик-пик-квипик.

 Смотрю на цирк, а смеяться не хочется. Поздно  смеяться. Клоуны невероятно серьезны в своей погоне за копеечкой.  Восседают на ярусах вокруг опилок арены и одобрительно машут цветастыми  патлами понятному только им представлению. Это какой-то Кинговский  кошмар, заслуженно пугающий детей. Ведь дети чисты в своей искренности.  Коулрофобия в стиле старого знатока страхов. Хочется похулиганить и  сжечь этот цирк нафиг, вместе с красными носами.

 Мыслишка упала в  ящичек и вот уже другая скачет по виртуальной деревяшке в корзинку.  Реальность давит серой скукой. Работа отщелкивается костяшками  деревянных счет. Дурацкая бухгалтерия для поддержания радостей бренного  тела.

 В  воздухе невыносимо пахнет осенью. Зовет похандрить, упасть в меланхолию  горы опавших листьев. Спрятаться в беседке и дождаться вечера, когда  зажигаются огни и кажется, что во тьме парка таится нечто чудесное.  Некая тайна о первом снеге и обновлении после темного сна.

Прошлое выставлено на  продажу. Аккуратно расставлено, заботливо присыпано пылью, с любовь  накрыто белыми простынями. С чашкой едва теплого чая я иду между тем,  что когда-то казалось важным. Внимательно разглядываю, одобрительно  киваю аккуратно придерживая чашку на блюдце, по-мещански отставив  мизинчик. Сожаления нет. Только тихая грусть. Монотонный пик-квипик  бьется все медленнее, как бьется сердце отпускающее жизнь. Внезапно  наваливается старость, дышит холодной могилой в затылок. Вытягивает  последние силы.

Под полной луной, в окно заглядывают призраки и  демоны небытия. Они ждут, когда я сдамся. Им тоскливо вторят всхлипы  СМС-ок сожаления и поддержки. Забавно, что люди предпочитают быть людьми  тихо и незаметно. Тянет дымом и старой бумагой сгорающих иллюзий,  записок желаний и пустых надежд. Пять сюжетов подвывают испуганными  щенками где-то за гранью реальности. Им страшно, что их отдадут в приют и  никогда не приласкают теплой рукой.

Пик-пик… Внезапно, в этот противный скрип проникает другое. Тихий стук на грани слуха. Настоящий. Или… это скорее ритм? 

Что? Что за бардак? Почему этот ящик не удержался на полке?! Я  растерянно наблюдаю, как заботливо уложенный ящичек перевернулся и упал  вниз. Мыслишка выкатилась бесполезной безжизненной тряпкой. Она потеряла  цвет и выглядит рисунком заскучавшего ребенка. Отставив чашку, я  наклоняюсь поднять ее и вернуть на место, но рядом падает другая. А  потом еще и еще одна. Полки моей драгоценной библиотеки срыгивают без  сожаления сокровища-мысли. Я кидаюсь их ловить, но неожиданно тяжелые  ящички больно бьют по рукам. И тогда я просто уклоняюсь с бессилием  наблюдая за нарастающим мыслепадом. Чихаю от поднявшийся пыли, которую  щедро высыпал на воспоминания. Взъерошиваю волосы, голова чешется от  высохшего клея обложек.

Какого хрена тут происходит? Свет  моргает, будто я часто моргаю. Я больше не слышу 8-bit скрипа, за  ритмичным грохотом обрушивающихся ящичков. Этот грохот распугал демонов.  Они с противным смехом разбегаются по наружной стене. Я знаю этот смех.  Они еще вернутся. Тут от стены отрывается стеллаж. Полированное темное дерево, символ надежности и само по себе ценность, с яростью  опрокидывается, вываливая остатки ящиков на пол. Падает почти на меня,  целенаправленно желая задавить. За ним падает второй и мне остается  только отступить в центр зала. Встать посередине орнамента в виде розы  ветров и надеяться, что раскачивающаяся огромная люстра не рухнет на мою  голову. Единственное, что осталось надежным в зале, это я. Растерянный  я.

Казалось бы, все давно должно рухнуть, но откуда-то берутся новые и  новые стеллажи рассыпающие ящички. Я совершенно бессилен отдавшись  тяжелому ритму разрушения. Замершее сердце ожило, начало разгоняться в  унисон этому грохоту. Мои губы трогает улыбка. На краю сознания я слышу  музыку. Я ловлю ее, эту смутную птицу. Понимаю, что музыку создает крик  брошенных мыслей, и тогда я улыбаюсь настолько широко, насколько это  вообще возможно.

Среди пыли и грохота, я  смеюсь безумным смехом, взъерошенный и внезапно счастливый. Роза под  ногами оживает, раскручивает лепестки и выбрасывает побеги вверх. Она  поднимает безумный вихрь, закручивающий бешенным блендером все то, что я  с такой любовью сортировал и складывал долгое время. Этот поток легко  отрывает пудовые стеллажи, между их проемами мечутся тряпочки мыслей и  обрывки надежд. Они рассыпают разноцветные искры и только в этом их  назначение. Нет никакого смысла собирать их в коллекцию. Приколотые  булавками – они умирают.

Я закрываю глаза и качаюсь в такт этой  музыке, этому вихрю и ритму. Цепляюсь скрюченными пальцами себе в грудь,  разрываю плоть там, где горячим комком бьется половина сердца. Какое  наслаждение эта боль! Горячая волна пробегает от кончиков пальцев туда, в  центр к обнаженной плоти. Концентрируется и яркой вспышкой расходится  вокруг, сжигая все на своем пути.

Тишина. Я открываю глаза. Вокруг темный осенний парк. Он подмигивает  наступившим вечером. Пахнет озоном и прелой листвой. Пахнет  неизведанным. Я стою на руинах розы ветров. Вокруг ни дорожек, ни  указателей. Совершенно не представляю, что там. Все дороги открыты. Я  делаю первый шаг, но что-то мешает. Это бирка на большом пальце. С  улыбкой отрываю ее и прикладываю к сердцу. Она тлеет огоньком, от  которого я зажигаю фонарь.