И снова Дюна, неожиданно.

С подачи старого поста Эрика отрытого не здесь:

Автор «Дюны» вдохновлялся романом о том, как Шамиль побеждал русских.

В 1960 году британская писательница Лесли Бланш (или Бланч), специализировавшаяся на восточном антураже, опубликовала исторический роман «The Sabres of Paradise: Conquest and Vengeance in the Caucasus», посвященный "освободительной" борьбе кавказских горцев против Российской империи. Тут на этот роман набрел фанат «Дюны» по имени Уилл Коллинз.

«Любой, кто был очарован миром „Дюны“,

немедленно опознает язык, который Герберт почерпнул из книги Бланш. „Чакобса“, охотничий язык Кавказа, превратился в язык галактической диаспоры во вселенной Герберта. „Канли“ — слово, обозначающее кровную месть среди исламских племен Кавказа, стало означать „вендетту“ для владетельных домов „Дюны“. Kindjal — личное оружие местных исламских воинов, стало типом ножа, предпочитаемым техноаристократами Герберта. Как писала Бланш: „Кавказца нельзя считать одетым, если с ним нет его kindjal“. (Прим. shakko: в русских переводах ррромантика слова kindjal как-то теряется…).


Герберт всеяден в своих заимствованиях терминов и ритуалов у обеих сторон этого туманного центральноазиатского конфликта (прим. shakko: Кавказ — это Центральная Азия, все поняли?). Когда Пол Атридес, юный главный герой «Дюны», оказывается принятым племенем пустыни, чьи ритуалы и внутренние конфликты имеют заметное сходство с воинской культурой исламского Кавказа, он живёт в месте с экзотическим названием Сьетч Табр (Sietch Tabr). Sietch и tabr — это два слова, обозначающих становище, и заимствованных у казаков (прим. shakko: наверно, подразумеваются слова «сечь» и «табор», но как-то они больше ассоциируются с украинскими казаками, а не с севернокавказскими), царистской воинской касты, которая была главным христианским противником исламских священных воинов Шамиля.

И как теперь с этим жить?

Также Герберт берет две запоминающиеся фразы «Дюны» прямо у Бланш. Описывая любовь кавказцев к холодному оружию, Бланш пишет «To kill with the point lacked artistry» («В убийстве острием нет мастерства»). В «Дюне» это становится фразой «killing with the tip lacks artistry» («чтобы убить острием, особого мастерства не нужно, а вот убить лезвием — подлинное искусство» — пер. П. Вязникова), советом, данным молодом Полу Атридесу его учителем. Кавказская пословица, записанная Бланш, превращается в распространенную поговорку фрименов. «Polish comes from the city, wisdom from the hills» — метко говорит горец («Блеск приходит из городов, а мудрость — с холмов»). Сравните с «Polish comes from the cities, wisdom from the desert» в «Дюне» («Блеск приходит из городов, а мудрость — из пустыни», пер. Ю. Соколова).

И дело не только в отдельных словах. Вся книга, живая выжимка истории, а не скучная наука — проникнута странной атмосферой Арракиса. ...Имя главного злодея в "Дюне", барона Владимира Харконнена, пахнет русским империализмом. ...имам Шамиль, харизматичный лидер исламского сопротивления на Кавказе, называет русского царя "Падишах", а губернатора провинции  "Siridar", что Герберт позже позаимствует»

И всё же....

То есть: получается классическое «Когда б вы знали из какого сора..». Герберт взял дамское сочинение англичанки, специализировавшейся по суровым молчаливым восточным мужчинам с орлиными профилями, абсорбировал оттуда романтичное западное воспевание гордых кавказских горцев (настолько искаженное, что когда это перетолкование через "Дюну" дошло до русского читателя, никто там ничего родного не опознал, кроме кынджала). А Герберт взял -- и превратил это все в потрясающий, зачаровывающий антураж фантастической вселенной.
Мастер, что сказать.