Рабочий отрывок-эпизод из пишущейся финальной главы

В принципе, этот фрагмент можно воспринимать и просто как этакую полусамостоятельную зарисовку. Но да, это кусочек пишущейся финальной главы - самое ее начало, еще даже не отбеченное, хотя и после некоторого количества учтенных прилетевших тапочков.

Солнце неторопливо выползло из-за облака, низко повисло над горизонтом. Скользнув по кроне одинокого старого ясеня, предзакатные лучи упали на узкую тропку, тянувшуюся через покрытую отцветшим бурым вереском пустошь. Двое путников, шедших по тропе, пожилой сутулый мужчина с широкими плечами кузнеца и высокая полная женщина чуть помоложе, сразу ускорили шаги. Миновав ясень, они торопливо пересекли обступавшие тропу с обеих сторон заросли колючего терна. Вскоре тропинка встретилась с наезженной колеей проселочной дороги.
Возле развилки женщина приостановилась, бросила хмурый взгляд на тусклый оранжевый диск.
– Стемнеет скоро, – недовольно произнесла она, по-северному шепелявя.
Мужчина согласно кивнул.
– Зря и ходили, – с досадой продолжила женщина. – Лучше было святому Нектану свечку поставить, чем этой Ллиувелле кланяться. А я вот говорила тебе!
Мужчина мрачно посмотрел на свою спутницу, поморщился.
– Охота тебе сва́риться, Палус? – буркнул он наконец. Голос у него оказался низкий, хрипловатый, и слова он произносил тоже с северным выговором. – Поспешай лучше: авось дотемна поспеем!
Женщина недовольно поджала губы, но ускорилась. Прошла еще с десяток шагов.
И вдруг остановилась. Замерла, прислушалась. Потом вполголоса пробормотала – сразу и удивленно, и испуганно:
– Никак едет кто-то?..
– Брось, – равнодушно отмахнулся мужчина. – Кого сейчас к ней понесет?
– Точно тебе говорю! – не унялась женщина. – Это ты в своей кузнице оглох совсем, а я-то хорошо слышу! Давай-ка переждем – от греха подальше.
Мужчина недоуменно пожал плечами, однако послушался: остановился, даже отступил назад.
И вовремя.
В вечернюю тишину разом ворвались стук копыт, скрип колес и позвякиванье сбруи. Еще через несколько мгновений из-за ближнего пригорка вынырнул фургон. Две низенькие лошадки, серая и гнедая, с тяжелым топотом пронеслись мимо путников, всхрапывая и роняя пену. Худая темноволосая женщина, привстав на облучке, яростно нахлестывала их вожжами. А по сторонам от нее примостились двое созданий – ох, не видеть бы таких даже в кошмарном сне! По правую руку от возницы восседал крохотный, не достававший той и до пояса, человечек с огромным выпуклым лбом. Слева же устроилась... Пожалуй, ту рыжую девицу при беглом взгляде можно было бы счесть даже миловидной – если бы не мертвенная, до синевы, бледность ее лица и не торчавшие из-под взлохмаченных медных волос растопыренные заостренные уши. В довершение всего, пролетая мимо развилки, девица вдруг зыркнула нечеловечески огромными глазищами, и те полыхнули зловещим кроваво-красным огнем.
Мужчина охнул, ошарашенно посмотрел стремительно удалявшемуся фургону вслед, потом размашисто перекрестился.
– Ин но́минэ па́трис эт гви́хлии эт спи́ритус са́нкти... – пробормотал он свистящим шепотом, запнулся, потом громко икнул – и наконец решительно договорил: – А́мен!
Его спутница недоуменно повернулась и, подслеповато сощурившись, дотронулась до его рукава.
– Ну и дела, Палус, – тихо пробормотал мужчина себе под нос. – Вроде же не Калан-Гаэф...
Недоумение на лице женщины сменилось тревогой.
– Ты чего, Гито?
Мужчина непонимающе посмотрел на нее и ничего не ответил.
Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом женщина опомнилась, встрепенулась – и вдруг принялась втолковывать мужчине, как меленькому ребенку:
– Гито, миленький, да это же просто колесница! Ну что с тобой, ягненочек мой?..
– Ягненочек! – передразнил тот, с трудом переведя дух. – Я-то, может, и глухой, зато пока не ослеп! Видела, как у девки глаза светились? А уши ее приметила?
Женщина понуро опустила голову и тяжело вздохнула.