Кто-то забыл...

... кто-то не знал. А кому-то это и даром ненать. 

Но все пытаются судить и осуждать. Навязывать свое видение событий...

Пост этот нечто средне между заметками и самопиаром. 

Потому как хочу познакомить вас с тем, что знаю по расказам людей, которым могу (могла) верить всецело...

Итак, Война во Вьетнаме глазам и простого еврейского м альчика и его родителей...

Отрывок из романа Миры и Судьбы.

***

...На весь двор раздавался ежеутренний визг Раиски, которая снова чехвостила на чем свет стоит своего недотёпу муженька.

Худой, как щепка, седой и ссутулившийся, Лейб сидел за столом, опустив глаза в тарелку с непонятной бурдой, которая называлась завтраком.

Лейбу пора было собираться на работу.

Несколько последних лет он подвизался работать перевозчиком грузов на Привозе.

Ранним утром, взяв огромную тачку, Лейб отправлялся на вокзал, где уже выгружали из электричек привезенные фрукты и овощи, молоко и мясо, приехавшие на базар колхозники из окрестных сел.

Лейба, который и пустую тачку толкал с трудом, нанимали в последнюю очередь. Но колхозников летом приезжало много, грузчиков, что посильнее и помоложе, было мало, место на рынке хотелось занять получше, а потому, ругая тощего Лейба, крепкотелый колхозник грузил свой крам на тачку и помогал Лейбу докатить ее до Привоза.

«Хозяин» рынка держал Лейба из жалости. И еще немного из опасения попасть на язык черноротой Раиске. Так что каждое утро Лейбу вручали бляху с номером, выдавали тачку и отправляли «на хлеба свои».

Что он там назарабатывает, на какую сумму расщедрится колхозник, проделавший за Лейба львиную долю работы – это уже никого не интересовало.

По неписанному закону, каждый, кто воспользовался тачкой тощего Лейба, должен был, кроме денег, дать ему и пакет с продуктами, которыми собирался торговать на Привозе.

Рубщики в мясном ряду тоже «подкармливали» Лейба.

Больше в память о его, Лейба, дружбе с Додием, уехавшем из страны несколько лет тому. Правда, Додий не рассказывал ничего о «своем друге Лейбе», но это пустое… дать этому несчастному еврею пакет с обрезью, которую все равно скормят собакам, охраняющим периметр рынка по ночам, было не жалко.

Раиска брезгливо рассматривала «мясо», принесенное мужем и начинала по-новой орать на весь двор, проклиная судьбу и недотёпу мужа.

Это утро ничем не отличалось от всех предыдущих.

Лейб торопился досёрбать варево, чтобы поскорее убраться из дома, когда в квартиру постучали. Кто-то оглушительно тарабанил в дверь, которая никогда (ну почти никогда) не запиралась на ключ.

- Кого там принесло ни свет – ни заря?! Кто там барабанит, як скаженный?! Кто там всех соседей перебудить собрался?! - горланила Раиска, забыв о том, что давно перебудила всех своим визгом.

Лейб поднял глаза над тарелкой с супом.

Кто-то, не дожидаясь пока хозяева изволят отворить, дверь толкнул, распахнул, переступил порог.

- Божечки- святы! Сынок!- взвыла Раиска и сползла по стене у плиты, потеряв сознание.

***

Когда Нолика и таких же неоперившихся солдатиков забросили во Вьетнам, исход войны в стране был предрешен. До ее окончания оставались считанные месяцы, что не помешало правительству СССР пополнить запасы «пушечного мяса».

Кому и зачем это был нужно, мы уже никогда не узнаем.

Дикая влажность, духота и жара, всевозможные ядовитые насекомые и змеи, непролазные джунгли, половина растений в которых была не менее ядовита, чем обитающие в них гады – вот как встретила чужая страна непрошеных гостей. Было не понятно, как люди вообще могут жить в таком климате. Но вьетнамцы были дома, а захватчики — в гостях.

Природа Вьетнама была не склонна к гостеприимству. Слабопроходимый тропический лес вкупе с его обитателями (даже не считая партизан) совсем не добавлял комфорта непривычным жителям умеренных широт.

Спроси у любого туриста или геолога про джунгли — он тебе с подробными описаниями объяснит, что у обычного человека шансов вернуться живым из влажного тропического леса меньше, чем из пустыни.

Опасность представляет чуть более чем половина флоры и чуть менее чем вся фауна, начиная от голодных тигров и заканчивая ещё не открытыми болезнетворными бактериями.

Попробуйте представить: влажность воздуха практически всегда 100%, при этом температура ниже +30˚С не опускается, летом часто зашкаливает за +40˚С.

Сухпайки и сухари "горят", железо моментально окисляется, консервы гниют вместе с красивой баночкой, также как и ноги при отсутствии должного ухода, любая царапина воспаляется и разлагается; тело открывать опасно, снимать обувь вообще самоубийственно: некоторые виды глистов, личинки которых живут в земле, проникают через кожу; по этой же причине нырять в водоёмы рекомендуется только в одежде, иначе глисты заползут непосредственно в жопу. Не говоря уже о тропических видах муравьёв, которые не прочь погрызть мясо, клещах, пауках.

***

Отряд Нолика прорубался сквозь джунгли, следуя к никому неведомой цели, когда с неба на многие километры вокруг, на головы всему живущему, стали изливаться мегатонны напалма.

Еще минуту тому назад буйная зелень, вспыхнула, превратив весь мир вокруг в филиал ада. Люди спасались, кто, как мог, бросившись врассыпную, стараясь найти хоть какое-то укрытие. Но спрятаться от «зеленого огня» был невозможно.

То тут, то там падали обуглившиеся тела уже задохнувшихся от дыма вчерашних сослуживцев.

Нолику повезло.

Он не задохнулся в дыму.

Он не сгорел в огне.

Его не прошила насквозь автоматная очередь бравого янки, добивающего с борта низко летящего вертолёта всех и всё, что умудрилось выжить в этом аду.

Нолика спасла субтильность, худощавость и … трусость…

Отчаянно визжа и ползком пробираясь между деревьями, он наткнулся на одну из нор, ведущую в убежище, вырытое партизанами.

Имей он телосложение, свойственное европейцам, он ни за что не протиснулся бы в узкий лаз.

Не уткнись он в землю в попытке хоть как-то спрятаться – лаз этот Нолик не заметил бы.

Закричи он, сообщи товарищам о своей находке, не исключено, что более крупный товарищ, попытавшись протиснуться вслед за ним, просто закупорил бы телом выход, перекрыв доступ воздуха, и Нолик задохнулся бы под землей.

Но Нолик тихо скользнул в лаз, извиваясь ужом, отполз подальше, затихарился и замер, ожидая, когда закончится светопреставление на поверхности.

Обессиленного, бредущего в неизвестном направлении, почти лишившегося рассудка, через неделю после злополучного обстрела, его нашли вьетконговцы и забрали в свой отряд.

Очень скоро стало ясно, что этот полубезумный русский солдат не причинит никому никакого вреда.

Правда, и пользы от него мало.

Вот разве что воду носить да за ребятней присматривать.

Вскоре Нолик вполне оклемался и пришел в себя. Но также скоро он оценил все преимущества своего мнимого «безумия».

Его никто не трогал, от него ничего не требовали, относились, как к забавной зверушке, да еще и кормили впридачу. Правда кормежка была так себе. Но Нолик, не избалованный Раискиными «разносолами», и такой был рад.

Он затаился, был тише воды и продолжал жить во вьетнамской деревне, дожидаясь лучшей доли…

Только через два года, при очередной «зачистке» партизанской деревни американцами, Нолика обнаружили и переправили в лагерь для солдат, побывавших во вьетконговском плену.

За два года плена, Нолик не удосужился выучить ни вьетнамский, ни английский. Да и зачем ему? Якобы, безумному и лишившемуся памяти? Зачем пытаться что-то учить, давая повод подумать, что не так-то уж и плохо у него с головой?

Условия в лагере для бывших военнопленных были более чем сносными. Вот только «косить под дурачка» долго не получилось.

Уже после третьего допроса, проведенного отлично знающим русский, холеным янки, Нолику доходчиво объяснили, что если он и дальше собирается «валять ваньку», его с радостью передадут соотечественникам. А какое отношение к военнопленным в его родной стране, Нолик уже знал, наслушавшись рассказов, таких же, как и он, бывших советских солдат, освобожденных немногим ранее.

Поэтому, совсем скоро, Нолик стал «активно сотрудничать», рассказывая все, о чем знал, и, придумывая большую часть пережитых страхов. Надеясь, что благословенная Америка предоставит ему политическое убежище.

Следующие два года Нолик пробыл в лагере.

За эти два года он сносно выучил язык и уже мог общаться не только с соотечественниками, но и с американскими солдатами.

Настал день, когда в одном из вьетнамских морских портов, более сотни бывших военнопленных погрузили на борт судна, направляющегося в Сан-Франциско.

Более четырех лет прошло с того дня, как Нолик увидел эту тропическую страну, в которую его никто не звал.

Впереди была Америка и новая жизнь.

***

Нос парохода упруго и весело взрезал волны океанов.

Все еще молодые, но уже циничные, умеющие презирать и ненавидеть, закаленные в боях с «чарли», американские солдаты возвращались домой.

Янки и в лагере держались обособленно от, собственно, таких же, как и они, русских военнопленных, а ступив на палубу корабля, везущего их на родину, и вовсе распоясались.

Да это и понятно: они возвращаются домой, где их ждут матери и невесты, а вот куда прут «эти», которые совсем недавно стреляли в них? На кой черт стране нужны эти «отбросы»?

Презрительные ухмылки если и не пугали русских, успевших тоже повидать всякого, то заставляли быть настороже. Кто его знает, до чего дойдет кураж, раздобывших  спиртное и горланящих «военные» песни, америкосов.

Всю следующую неделю Нолик, не искавший ни дружбы, ни простого общения с соотечественниками, старался держаться поближе к одному из парней, с которым, если и не сдружился, то завязал хоть какие-то , похожие на дружбу, отношения, еще в лагере.

***

Каждому, кто увидел бы голубоглазого, белокурого, кудрявого юношу, с румянцем во всю щеку, с доверчивым, каким-то «щенячьим», взглядом, с курносым носом, усыпаным веснушками, сразу бы пришло на ум сравнение со сказочным « Иванушкой-дурачком».

Звали русского солдатика (ага, вы угадали) Ваней.

Правда, все сходство со сказочным тезкой на этом и заканчивалось.

Ваня был невысокого роста, отчаянный, умный, хитрый и злой.

Злой на весь мир, начиная от собственной родины, которая запротоила его в проклятые джунгли, воевать за непонятно чьи интересы, заканчивая Америкой, к берегам которой он направлялся и которую считал первопричиной всех бед на Земле.

Кто-то спросит: а какого черта он пер в страну, которую ненавидел? 

Ну как? А получить «должок»? А объяснить «на пальцах», кто в этом мире хозяин? У Вани были свои паны и свое видение собственного будущего.

Когда Нолика только привезли в лагерь для бывших военнопленных, Ваня первым подошел к нему.

Именно Ваня, а не американский сержант, убедил Нолика в том, что нет смысла прикидываться дуриком, что здесь этот финт не прокатит. Что нужно всеми силами дать понять янки, что ты люто ненавидишь не только «чарли», но и свою Родину, и просить политического убежища.

Нолик послушал и поверил.

Правда особой дружбы с Ваней так и не завязал. По-прежнему держался обособленно, был «себе на уме».

У Вани тоже были свои заботы, а потому он только криво усмехнулся, когда услышал односложные ответы Нолика при следующем разговоре, и отошел в сторонку. До поры до времени.

« Пора и время» настало совсем не скоро.

Только на борту судна, идущего к берегам их «новой родины», к Ване, уже докуривавшему сигаретку Кэмел без фильтра, которыми снабжало правительство Америки своих солдат, подошел Нолик.

Подошел, попросил закурить, хотя у самого в кармане была только распечатанная точно  такая же пачка. Ваня усмехнулся, протянул сигарету, щелкнул зажигалкой.

Нолик затянулся, выпустил кольцом дым.

Он молчал, не зная с чего начать разговор.

Молчал и Ваня. Он долго ждал, когда, наконец «дозреет» этот жиденок. Ждал слишком долго, чтобы теперь помочь начать разговор.

Нолик почти докурил. Огонек сигареты грозил вот-вот обжечь пальцы.

Ваня понял, что еще немного и Нолик, на которого у него были свои планы, уйдет в каюту, а нового случая может и не быть.

- Ну что, братишка, через пару дней прибудем.

Нолик кивнул, соглашаясь, выбросил окурок за борт, но уходить не спешил, ожидая продолжения разговора.

- Где осесть собираешься? Есть у тебя в Америке кто-то?

Нолик отрицательно покачал головой:

- Нет никого. С нуля начинать придется.

- Как нет? Не может такого быть! «Ваших» в штатах пруд-пруди.

- Каких-таких «наших»?

- Так, давай заканчивай дурня клеить! Жидами вашими вся Америка забита.

- Ну и что с того? Мне-то что?

- А то с того, - передразнил Нолика Ваня: - Что нужно нам, братишка, в Чикаго всеми силами стремиться попасть.

- Почему «нам»? И почему в Чикаго?

- Дааа… видать, мозги тебе напалмом таки подплавило. Начну со второй половины вопроса. В Чикаго самая мощная еврейская мафия. А что мы с тобой умеем делать лучше всего? Правильно. Убивать. Значит, умение наше всегда будет востребовано именно там. Ну и почему «нам»… Ты тоже еврей, значит, к тебе у местных будет больше доверия. А без меня тебе не обойтись, потому что убивать я умею лучше, чем ты.

Ваня докурил следующую сигаретку:

- В общем, думай, братишка. Пароход через два дня будет в порту. Я без тебя как-то да приткнусь, а вот ты без меня? Думай… времени совсем чуток осталось…

Двух дней Нолику не понадобилось.

В эту же ночь он тихо пробрался к гамаку, в котором спал на палубе Ваня:

- Я согласен. Говори, что дальше делать.

Ваня незаметно усмехнулся: «Быстро же ты дозрел, жидёнок», - но виду не подал, только пробурчал, словно сквозь сон:

- Завтра поговорим. Спасть иди.

***

Вот ссылка на роман.

https://author.today/work/61595

Правда, приведеный фрагмент аж в четвертой книге, но, могу заверить, что предшествующие три наполены событиями не меньше