Нити ведут в Харбин

Некоторые операции молодой советской разведки, проведенные в 20-е годы в Западной Европе, такие как “Синдикат-2” и “Трест”, стали поистине хрестоматийными и вошли в золотой фонд спецслужб страны.

Менее известно, что в тот же период, то есть, вскоре после окончания Гражданской войны, советские чекисты провели ряд таких же блестящих по исполнению тайных операций на Дальнем Востоке.

Вот рассказ об одной из них.

НИТИ ВЕДУТ В ХАРБИН

14 ноября 1922 года Народное собрание буферной Дальневосточной республики провозгласило советскую власть на всем Дальнем Востоке России, и уже на следующий день ДВР вошла в состав РСФСР. Это событие как бы символизировало окончание кровопролитной Гражданской войны на территории бывшей Российской империи, но отнюдь не означало окончания вооруженной борьбы.

Хотя основные силы разгромленной Белой армии и отошли в Маньчжурию, Корею и Китай, но и в пределах советского Дальнего Востока оставалось немало организованных противников нового режима. Достаточно сказать, что сибирская дружина генерала Пепеляева, отошедшая к побережью Охотского моря, воевала с красными вплоть до лета 1923 года.

Но особую опасность для большевиков представляли вооруженные отряды, обосновавшиеся в глухой тайге и лесистых предгорьях. Эти диверсионные группы, получая оперативную информацию от своих связников, совершали дерзкие вылазки, нападая на советскую администрацию поселков и таежных сел, на небольшие милицейские участки, на железнодорожные станции, на красноармейские обозы и склады. “Белые партизаны” взрывали мосты и линии связи, убивали советских активистов, захватывали глубинные районы, чувствуя себя там полновластными хозяевами.

Действия дальневосточных “лесных братьев” носили явно скоординированный характер. У чекистов складывалось впечатление, что акции повстанцев направляются из некоего единого центра посредством связников, хорошо знавших местность.

Из показаний боевиков, которых иногда чекистам удавалось захватить в плен живыми, постепенно вырисовывалась картина существования некоего “Таежного штаба”, который и возглавлял антисоветское сопротивление в крае. Но никто из пленников и понятия не имел, где именно размещается этот мозг подполья.

Вместе с тем, логика подсказывала, что таинственный “Таежный штаб” – отнюдь не верхушка айсберга. Ведь деньги, оружие, снаряжение и агитационную литературу “белые партизаны” могли получать только из-за границы. Оттуда же, очевидно, они получали и руководящие указания.

Нити вели в Харбин – главный город зоны Китайско-Восточной железной дороги, который также называли столицей “Желтой России”. Именно в Харбине и вокруг него осели остатки колчаковского воинства, части барона Унгерна, Дитерихса, атамана Семенова и других деятелей белого движения.

Среди эмигрантов было немало высокопрофессиональных офицеров, имевших за плечами богатый опыт боевых действий, службы в разведке, подпольной борьбы. Многие из этих хорошо подготовленных военных специалистов бедствовали, не располагая никакими средствами, и вынуждены были становиться наемниками у китайских генералов, участвуя в их бесконечных кровавых разборках.

Но из этого же контингента, несомненно, набирались агенты, проводники и связники для “Таежного штаба”.

Одной из наиболее влиятельных и, вместе с тем, хорошо законспирированных эмигрантских организаций был так называемый Харбинский монархический центр. Его Военный отдел возглавлял генерал Кузьмин, чьим заместителем являлся полковник Жадвойн, о котором следует рассказать особо.

Николай Жадвойн, выпускник Пажеского корпуса и Академии Генштаба, был профессиональным контрразведчиком. В годы Первой мировой войны он являлся представителем Императорской ставки в международном разведбюро в Париже. После революции вернулся в Россию, возглавлял Особый отдел в армии Колчака, участвовал в знаменитом Великом Ледяном Сибирском походе, руководил разведкой штаба 1-го корпуса. Был до конца предан идее возрождения монархической России…

Именно такой противник – умный, опытный, инициативный – мог бы направлять деятельность “Таежного штаба”.

Вдобавок, по имеющимся данным, Жадвойн поддерживал регулярные контакты с резидентом японской разведки Такаямой.

Как раз в этот период в Харбине формировалась резидентура советской внешней разведки, и одним из первых ее заданий стало проникновение в круг полковника Жадвойна.

Однако наши молодые разведчики, еще не имевшие опыта работы за границей, смогли убедиться лишь в том, что внедрить своего человека в Военный отдел практически невозможно. Туда допускались лишь те, кого проницательный полковник Жадвойн лично знал по антибольшевистской борьбе.

Наконец, не без толики удачи, наши нелегалы сумели завербовать некоего Сомова, связанного с Военным отделом. Но Сомов был своего рода техническим работником и доступа к оперативным планам Жадвойна не имел.

И всё же Сомов передавал информацию, которая шаг за шагом помогала приблизиться к решению задачи.

Однажды Сомов рассказал об одном из ведущих сотрудников Военного отдела подполковнике Сергее Михайловиче Филиппове, которого Жадвойн ценил за знания и организационные способности. Вместе с тем, среди своих коллег Филиппов слыл либералом и даже “попутчиком” коммунистов. А всё потому, что осуждал террористические акты и зверские выходки боевиков, при которых страдало мирное население.

Однако с некоторых пор настроения Филиппова резко изменились в сторону ужесточения борьбы с большевиками и их сторонниками.

И тут Сомов поведал чекистам одну весьма странную историю.

Якобы недавно в Харбине появился беженец из Владивостока, некий красноармеец Мухортов. Он сообщил, что в ответ на террористический акт, чекисты столицы Приморья арестовали жен и даже детей беглых белых офицеров, а затем подвергли их чудовищной казни, отрубив несчастным головы. Среди казненных были жена и дочь Филиппова… Именно эта варварская казнь привела Мухортова к решению бежать за границу.

Рассказ перебежчика, полный жутких подробностей, опубликовали некоторые харбинские эмигрантские газеты.

Одна из заметок попалась на глаза Филиппову и, что называется, потрясла его психику до основания. Обычно уравновешенный и выдержанный человек, он впал в неистовство, поклявшись не пожалеть собственной жизни, чтобы достойно отомстить большевикам за гибель дорогих ему людей. Подполковник встретился с Мухортовым, и тот снова подтвердил свой рассказ, дополнив его деталями, которые еще жарче разожгли решимость Филиппова мстить.

Чекисты призадумались. Для них ложь “беглого красноармейца” была очевидна.

Чего греха таить, время было суровое, борьба шла беспощадная, и в каких-то ситуациях в числе заложников действительно оказывались родственники белых офицеров. Но, во-первых, в случае вынесения смертного приговора заложников обычно расстреливали. Рубка голов – это что-то из китайского или японского арсенала. Во-вторых, в тот период, на который ссылался Мухортов, никаких казней заложников в Приморье вообще не проводилось.

Так кому же и зачем понадобилась эта провокация, шитая белыми нитками?

Ответ на этот вопрос мог бы прояснить очень многое.

К Мухортову подослали нашего разведчика, который прикинулся контрабандистом, и, якобы желая получить от того за вознаграждение свежую информация об обстановке на границе, пригласил перебежчика в трактир, где основательно подпоил.

Захмелевший Мухортов вскоре признался, что он никакой не красноармеец, а беглый уголовник, что понятия не имеет ни о какой “рубке голов” в “чекистских застенках”, а готовую заметку подписал уже здесь, в Харбине, взяв хорошие деньги у корреспондента. Он тут же описал “корреспондента”, который, как две капли воды, был похож на полковника Жадвойна.

Теперь скрытый смысл провокации стал понятен.

Полковник Жадвойн, весьма ценивший Филиппова за его способности, но обеспокоенный его либеральными взглядами, придумал поистине иезуитский способ пробудить в сотруднике “священную” ненависть к большевикам, сыграв на его нежных чувствах к семье.

Вот теперь можно было побороться за душу подполковника Филиппова.

Сначала наша разведка хотела устроить так, чтобы Мухортов сам признался Филиппову во лжи.

Однако при следующей встрече Мухортов вдруг выхватил пистолет и набросился на нашего разведчика. Тому не оставалось ничего другого, как пустить в ход оружие. Мухортов был убит.

Важная ниточка оборвалась.

Тем временем во Владивостоке шли интенсивные поиски семьи Филиппова.

Но таковые в списках не значились.

Очередной импульс застопорившейся операции по вербовке кандидата придал всё тот же Сомов.

Ему удалось узнать, что жена Филиппова носит другую – девичью фамилию: Барятинская.

А еще Сомов сообщил, что Филиппов добился разрешения направить его в рейд через границу по советской территории с отрядом полковника Ширяева. Сомову удалось узнать также о месте и времени перехода отрядом границы.

Теперь у чекистов выбора не оставалось. Но действовать предстояло без единой осечки.

Банду Ширяева пропустили через границу, а затем “вели” несколько километров до лощины, где была устроена засада. Красноармейцы имели строгий приказ: Филиппова брать только живым! В короткой, но ожесточенной схватке большинство диверсантов было уничтожено. Одному лишь Ширяеву каким-то чудом удалось бежать. Но главная задача была выполнена: Филиппова взяли в плен живым и невредимым.

На первом же допросе он заявил:

- Можете меня расстрелять прямо сейчас! Я вас ненавижу и ничего вам не скажу!

- А нам почему-то кажется, что вы будете сотрудничать с нами, причем на добровольной основе, - был ответ.

- У вас, убийц близких мне людей, еще хватает наглости делать мне подобные предложения?! – вспылил пленник.

- Под близкими людьми вы, очевидно, подразумеваете жену и дочь? – сощурился следователь. – Вы слишком легковерны, Сергей Михайлович. Как можно было довериться бредням какого-то беглого уголовника?! Загляните-ка лучше в соседнюю комнату.

Через минуту ошеломленный Филиппов обнимал жену и дочь.

Через какое-то время Филиппов вернулся в Харбин, снабженный легендой, которую разработали для него чекисты. Рассказал, как сумел вырваться из засады, устроенной красноармейцами, как две недели кружил по тайге и болотам, но всё же сумел перейти границу. Его одиссея во всех деталях совпадала с донесением полковника Ширяева, также сумевшего вырваться из засады. Филиппову не только поверили, но и удостоили его почестей как “боевого партизана”. Он снова занял свое место в Военном отделе.

Никто, включая Жадвойна, даже не догадывался, что, находясь по ту сторону границы, Филиппов дал согласие на сотрудничество с советской внешней разведкой и поклялся честью офицера служить ей верой и правдой.

Еще во время пребывания Филиппова “в гостях” выяснилось, что о “Таежном штабе” он тоже знает немного.

Похоже, к этой организации Жадвойн подпускал лишь наиболее доверенных лиц.

Чтобы еще более повысить авторитет Филиппова в глазах руководства монархического центра, чекисты придумали многоходовый план, который их новый агент начал последовательно осуществлять, вернувшись в Харбин.

Вскоре Филиппов подал на имя руководства Военного отдела докладную записку, где обобщил многие случаи провалов “белых партизан”, сделав вывод, что главной причиной неудач являлось отсутствие своевременной информации, а также должной координации действий. Филиппов предлагал создать единый информационный центр для приморского подполья, особо подчеркнув незначительность требующихся для перестройки расходов.

Инициатива понравилась.

В скором времени Филиппов стал руководителем нового подразделения. Теперь в его распоряжении находилось несколько связных, имевших навыки перехода через границу. Они систематически совершали “челночные рейсы”, доставляя указания руководителям отрядов “лесных братьев” и увозя от них донесения в Харбин.

Постепенно вырисовывалась общая картина дислокации белогвардейского подполья на Дальнем Востоке.

(Понятно, что все данные Филиппов одновременно передавал в Харбинскую резидентуру, откуда она оперативно поступала во Владивосток.)

Значение этой информации трудно было переоценить.

Однажды от Филиппова поступило тревожное сообщение, что готовятся одновременные акции боевиков в Спасском, Никольск-Уссурийском, Яковлевском и Анучинском уездах Приморья. Военный отдел Жадвойна был уверен, что вспышка такой активности разожжет пламя антибольшевистского восстания по всему Приморью. Координировать действия восставших должен был всё тот же “Таежный штаб”.

Постепенно Филиппову удалось определить примерное местоположение “Таежного штаба”, как и то, что подступы к нему охранялись с особой тщательностью. Как говорится, муха не пролетит. Имелась и система предупредительных сигналов. В случае появления поблизости красноармейских отрядов, руководство “таежников” успевало уйти тайными тропинками на другую безопасную базу.

Между тем, положение самого Филиппова становилось всё более шатким. Ведь при Военном отделе имелась собственная контрразведка, да и японская резидентура делилась с полковником Жадвойном своими подозрениями. А подозрений накопилось слишком много – один провал следовал за другим, задерживались самые опытные лазутчики, проводники и связные.

Кольцо вокруг Филиппова, добровольно ставшего советским агентом, постепенно сжималось.

Как раз в этот напряженный момент Филиппову удалось выяснить, что в “Таежный штаб” будет направлен эмиссар Ковалев, славившийся своей свирепостью и беспощадностью. В ходе предполагаемого восстания ему предстояло координировать деятельность “Таежного штаба” с Харбином.

И тогда чекисты решили использовать ситуацию, одновременно “убив двух зайцев”: спасти Филиппова от провала и с его же помощью ликвидировать неуязвимый “Таежный штаб”.

Был разработан оригинальный план, одним из авторов которого стал прославившийся впоследствии советский разведчик, а тогда заместитель начальника отделения Приморского губотдела ОГПУ Дмитрий Федичкин.

В биографии Д.Г.Федичкина будет еще немало славных вех – работа резидентом под дипломатическим прикрытием в Эстонии и Польше, в Софии, Бухаресте и в Риме, воспитание молодой смены…

Но уже и тогда, несмотря на молодость (ему исполнилось 22), он имел за плечами партизанскую и подпольную работу, ранения и побег из лагеря смерти.

Федичкин блестяще выполнил новое ответственное задание – подготовил боевую группу для разгрома “Таежного штаба”.

Операция началась с того, что Филиппов был “похищен и убит чекистами”, причем “тело” так и осталось не найденным.

Инсценировка прошла столь гладко, что в нее поверили даже скептики из эмигрантской среды. По “убиенному большевиками” в штабе отслужили панихиду. Само собой все прежние подозрения с него были сняты. А это значило, что не отменялась ни одна из тех операций, в которые был посвящен Филиппов.

Между тем, Филиппов был благополучно переправлен на советскую территорию.

Через некоторое время в путь двинулся и Ковалев. Но едва он перешел границу, как был схвачен и доставлен в ОГПУ.

Его документы передали Филиппову. Существовала, конечно, опасность, что кто-нибудь из “Таежного штаба” разоблачит подмену, и тогда финальная часть операции окажется сорванной. И всё же чекисты решили рискнуть.

Филиппов, преобразившийся в Ковалева, шел во главе отряда из 12 человек. Это были хорошо подготовленные и умевшие владеть всеми видами оружия пограничники и бывшие красные партизаны.

Комиссаром маленького отряда был приморский чекист И.Афанасьев.

12 человек – крохотная горстка людей. Но больше посылать было нельзя. Многочисленное сопровождение “Ковалева” вызвало бы подозрение у охраны “Таежного штаба”.

Вскоре группа Филиппова-Афанасьева вышла в расположение секретной базы белых. После проверки документов их приветствовали как своих и проводили к руководству. Пока всё шло сравнительно гладко.

В ходе импровизированного совещания Филиппов передал новости с “большой земли”, а боевики рассказали о проведенных акциях, о тех операциях, которые собирались осуществить в ближайшее время, а также о подготовке к восстанию, в успехе которого не сомневались.

Филиппов поддержал их надежды, а затем высказался в том смысле, что накануне такого важного события неплохо бы сделать групповую фотографию. Оставить, так сказать, память о себе для истории.

С этими словами он извлек из своей сумки немецкий фотоаппарат.

Партизаны дружно закивали головами

На правах фотографа Филиппов выстроил командиров “Таежного штаба” на опушке. Объявил, что следующими будет фотографировать дозорных и охранников. Привлеченные редким зрелищем, те столпились в сторонке, повесив свои винтовки на плечо.

Бойцы, сопровождавшие Филиппова, незаметно рассыпались цепочкой.

Филиппов навел объектив и поднял руку. Снимавшиеся застыли в напряженных позах.

Вот вспыхнул магний, и в тот же миг затрещали выстрелы.

Почти все заправилы “штаба” были уничтожены ружейным огнем команды Афанасьева. Рядовые бандиты, потрясенные и растерянные, частично сдались без боя, частично разбежались – их выловили позднее.

Отныне ни о какой координации действий сторонников белого движения в Приморье не могло быть и речи.

Восстание, которое могло привести к новым неисчислимым жертвам, было подавлено в зародыше. Всего лишь силами 12-ти бойцов.

* * *

В 1925 году во Владивостоке состоялся судебный процесс по делу Ковалева и других руководителей белогвардейского подполья – несостоявшихся вожаков намечавшегося восстания.

После разгрома “Таежного штаба” активность Харбинского монархического центра резко пошла на спад.

Полковник Жадвойн через некоторое время перебрался в Шанхай, откуда позже уехал в Калифорнию, где и умер в 1954 году.

Наш разведчик Д.Г.Федичкин дослужился до полковника, был награжден многими орденами и медалями. Он прожил долгую жизнь и скончался в октябре 1991 года.