Скрытое в песке. Каменная Вода. Новая иллюстрация от Валеды

Так уж получилось, что в "Каменной Воде" наиболее удачным вышел образ Наставника - Кашифура Акыла. И не то, чтобы мы уж очень старались этот образ сделать - он всё-таки и вторичный и неосновной персонаж, но всё-таки он вышел на огневой рубеж повествования и там окапался столь успешно, что вот уже три части действует, не постоянно, но метко - появляясь перед главным героем в самое важное для него время и влияя на его решения. Снайпер сюжета, не иначе! А ведь человек, по сути своей, особенной судьбы. Пережившей поистине высокие взлёты и глубину поражений. К своим шестидесяти годам (а это уже закат жизни воина в мире Каменной Воды) накопивший уникальный опыт и ставший не только воином, но и учителем воинов. 

Напомню, что Кашифур Акыл - человек из другой страны, Меккере, более южной, приближенной к морю и плодородной. Более того - он из высочайшего рода, одного из двенадцати, которые укрепляют дом правительницы. Соответственно - и привычен к роскоши и весьма обучен в воинском ремесле - на уровень не рядового бойца, а "собирателя мечей" (статус командира или чемпиона в Меккере). Кашифур имел статус охранителя правительницы, командира "золотой сотни" (одного из трёх подразделений личной гвардии), имел доверие правительницы и исполнял, в том числе, личные поручения. Одно из них и привело его в страну Самру, центральную в повествовании. А после... плен... Впрочем... пусть Кашифур рассказывает сам. Потому что иллюстрация, которую в этот раз сделала чудесница Валеда - это конкретная сцена из "КВ1".

Отрывок:

"- Когда меч короткого пути ляжет в твои руки, я покину тебя, благороднейший вилин. Я ждал этого дня десять лет. Десять лет мечтал вернуться в родные степи. Увидеть дом, увитый плющом. Женщину, которую любил когда-то. Сыновей, которые уже стали так рослы и сильны, как и должны мужи дома старших держателей трона! Увидеть, как степь дарит белыми облаками ковыля, и почуять, как бьёт по ноздрям запахами разнотравья…

Кашифур прикрыл глаза, откидываясь прикрытым за десятки слоёв тканей затылком на горячий камень стены. И так светло стало его лицо, с морщинами, словно собранными в пучки двумя маленькими кулачками у глаз, так невесомо и почти прозрачно, словно он уже был там, в далёких степях Меккере, рядом с родным порогом.

- Ты так рад будешь покинуть нас, наставник? – ровно спросил Ярий.

Старый сара-сын резко одёрнулся, возвращаясь к реальности.

- Рад покинуть? – медленно, по слогам, повторил он. – Нет, вилин. Покидать – всегда больно. Больно было покидать свой дом. Больно будет покидать и дом хайда. Радостно только возвращаться. Или мечтать о возвращении. Буду ли я здесь, буду ли я там – а моя жизнь и моё сердце уже никогда не станут целым. Навсегда теперь это – две половинки. И их не склеить, не свести. Фоэма?

Ярий покаянно опустил голову. И понимал, что зря спросил, зря сделал больно старику, но чувство, что будущая потеря сделает больно и ему, ожесточала. Нет, не фоэма! - хотелось крикнуть ему. Но сдерживался.

- Ты ещё поймёшь это, - улыбнулся Кашифур.

Это была улыбка настоящего воина. Странная для всякого иного, но понятная для тех, кто носит меч короткого пути. И Ярий бы многое отдал за то, чтобы когда-нибудь научиться улыбаться, как он. Одними глазами, так, что не дрогнет ни единый мускул на лице, ни на волосок не поменяется контур губ. Но изнутри словно польётся свет чувства. Искренность, которая не всякому видна и не для всякого откроется.

И в ответ на эту искренность, он открылся сам:

- Мне будет больно без тебя, наставник.

Кашифур покачал головой:

- Нет. Не настолько, как тебя сейчас это тревожит. Ты вскоре забудешь. Новые друзья, новые враги и новые послушания! Это хорошее лекарство от памяти! Фоэма?

Ярий не стал перечить. В конце концов, объяснять сейчас наставнику, что память – памятью, а больно будет не из-за неё, а потому что останется один, – это терять лицо. Позволить такое себе перед Днём Манны он не мог.

Скосив взгляд на Ярия, Кашифур задумчиво пожевал губами. Но Ярий в этот раз не волновался – знал, что лицо его сейчас подобно каменной личине на фасаде Белого Храма и ни единой черточкой не выражает чувств. Спокойно, словно сердце неколыхаемо земными страстями. Но, видимо, Кашифур не поверил этому наружному спокойствию. Он резко вскинул руку, призывая ученика к вниманию:

- Я расскажу тебе! Тогда ты поймёшь.

- О чём, наставник?

Ярий склонил голову на бок, позволяя себе показать интерес.

Кашифур снова улыбнулся и выразительно зажмурился, поощряя.

- Это было двадцать два года назад. К тому времени благородная дочь сары, данная мне судьбой на охрану, скончалась. Я искал смерти, вилин. Но вместо этого получил опасное послушание от самой сары Фасс. Это было почётно. Кончался месяц июль. Степь не знала дождя очень-очень давно и стала седой от сухости и дикого солнца. Фоэма? Нет? Да, ты не знаешь, что такое Жарынь-степь в иулит без дождя, вилин, ты слишком молод и не был там, но ты непременно узнаешь.

Поправив ноющую ногу, Кашифур откинулся на стену, и притёр спиной глинобитный край, устраиваясь.

- У меня было с собой семь отважных хайбитов, были лучшие агал-нисийские кони и самые быстрые верблюды. Мы шли не караваном, а боевым отрядом. Мы прошли Соля легко, обойдя все их поселения. И думали пересечь степь возле границы Самры до того, как там появятся её патрули. Мы должны были уйти дальше, в Кунгу. Мы шли ходко, мы торопились, и не было времени на дипломатию. Фоэма? Но мы не рассчитали. Сперва нас настигла буря. Свирепая, как стая псов! Мы спасались меж положенных на землю верблюдов и коней и, накрывшись пологами, слушали ветер и дышали сквозь куфии и капюшоны, но пыль всё равно пролезала в нутро. Это была буря-смерть, буря-страх! Долгая и тяжёлая. Когда ветер спал, мы откинули пологи, вылезли из груд песка и пыли, и поняли, что кони издохли. Верблюды пережили бурю, но не могли нести весь груз. Мы многое там бросили. И нам пришлось идти дальше налегке. Но уже в ночь нас встретила Огненная Лодка.

- Вы видели Лодку Марга? – Ярий резко дёрнулся и тут же закусил губу, понимая, что сорвался, как мальчишка, и сейчас получит от старого наставника нагоняй или даже отправится в наказание месить ногами каменную крошку, кидать тяжёлые литые ядра или стоять на кулаках на булыжниках двора.

Но Кашифур никак не отреагировал на его возглас. Оставалось таким же безмятежным лицо, такими же погружёнными в воспоминания, прозрачными и спокойными глаза.

- Мы спали, когда она поплыла по нашему биваку. Она прошла от меня близко. Вытяни руку – и будет жар! Я успел отскочить. И другие. А двое не смогли. Один погиб сразу, а второго хайбита мы несли на полотнище ещё день, ночь и день, прежде чем его губы сомкнулись навсегда. Но было и нечто хуже. Вода, оказалась на пути Огненной Лодки. Она вскипела, когда к ней прикоснулось её дыхание. И кожа мешков лопнула от жара.

На мгновение смешавшись, Ярий по-новому взглянул на своего наставника.

- Ещё день, ночь и день, - медленно повторил он.

Кашифур усмехнулся:

- Да, о, благороднейший вилин. К вечеру второго дня всё, что могли сделать для товарища – это закрыть его глаза. И всё, что могли подарить умершему – тушу верблюда, которого пришлось забить там же. Иначе выжить уже было невозможно. Ещё через ночь мы забили последнего верблюда. Мы ели его тёплым, пока не свернулась кровь. Пили, высасывая мышцы. Но это уже не помогало. Утром ещё один из моих хайбитов не поднялся. С четырьмя оставшимися мы продолжили путь. Мы уже не думали об охране Самры. Меня терзали мысли о том, что там, в Жарынь-степи, мы найдём себе погибель и не сможем завершить путь. И сердце сдавливало отчаяние, что просьба Сары Фасс не будет выполнена. Я думал о том, что, когда почувствую, что всё потеряно – закончу всё сам, как должен. Фоэма?

Ярий молча кивнул. В этом сходились воины любой из известных ему земель – постыдно умирание без боя с оставшимся невыполненным послушанием. Для того чтобы не стыдиться в посмертии, с собой всегда не только тесак короткого пути, но и ножной клинок, и пользоваться им учат с младых ногтей каждого воина.

Кашифур на время замолчал, погружаясь в ощущения давнего прошлого и, потянувшись, снова начал мять затёкшую голень. Ярий не торопил его. Неспешность в беседах естественна для воинов, за каждым словом которых может следовать действие, решающее жизнь и смерть, но ещё более она важна для вот таких редких моментов, когда на поверхность незамутнённого игрой чувств сознания выходят откровения души. 

- Ещё через день в полдень мы сдались. Один из хайбитов упал и не смог подняться. И мы остались возле него, не в силах бросить ещё не умершего, но кончающегося. Мы сидели возле него и отводили взгляды. Каждый из нас думал о том, что умирающий может быть ещё одним глотком жизни для нас… И каждый боялся переступить. Чужое право на воду. Истинный запрет. Тот, который тут, - меккерянин постучал кулаком по груди напротив сердца, и продолжил, - Всё вокруг было сухо. Сухие камни в глотках, сухой песок на зубах, сухие губы и сухой язык. Мы ждали. Или умирающий затихнет, или кто-то из нас решиться на страшное. А потом незаметно навалилось темнота.

- Пять дней без воды, - посчитал Ярий. – Где вы уже были к тому времени? На границе к Уфину?

- О нет, мой благороднейший вилин, - с едва приметной усмешкой отозвался Кашифур. – Мы оказались далеко от своей цели, но близко к недругам! Наше состояние было настоль плохим, что последние дни мы ходили по Пустелье кругами, принимая за знакомые маяки миражи и блики на горизонте! Увы, наш ходок погиб первым, потому далее мы шли лишь по приметам. И потеряли нитку пути. Ко времени, когда силы нас покинули, мы были на восточной границе Самры.

Кашифур коротко махнул рукой и Ярий, внимательно следящий за наставником, живо поднялся. Молодое тренированное тело легко зазвенело на стремительное движение, а в ране засвербело, словно туда запустили мелких жучков. Но показывая сосредоточенность и уверенное сдерживание чувств, он показывал наставнику большее – свою готовность. Всего-то мелкая просьба от старика – принести воды для иссохшей от долгого с непривычки разговора глотки! Но и это – повод показать себя. Не потому, что хочется покрасоваться перед учителем, а потому, что любое движение вила должно быть демонстрацией возможностей. И строгий наставник давно пристально следит за этим.

Вернувшись из дома, Ярий опустился на колено, подавая кувшинчик воды. Кашифур глотнул лишь раз, по привычке воина степи, сберегая влагу, снова закупорил горлышко пробкой и откинулся на стену. Ярий молча устроился рядом в ожидании продолжения.

- Когда я открыл глаза, я понял, что моя жизнь обесчещена, и родичи будут плевать, проходя мимо моего дома. На моих губах был платок с живой водой. Надо мной колыхался полог шатра-десятиклинки. И он был трёх цветов – белого, голубого и красного. В цветах Самры! А на кольцах осевого столба были золотые и белые ленты. Мне тогда хотелось закрыть глаза и умереть. Но память о том, что я не один, что я несу послушание от Сары Фасс, заставила принять чужую воду…

- Это был шатёр моего отца? – тихо спросил Ярий.

- Да, благороднейший вилин. Но тогда я не знал его. В Самре сменился сарь и новый Вил-И-Он впервые обходил границу, принимая от дальних домов клятвы преданности. Я же, открыв глаза, понял лишь то, что владелец шатра – знатный вил и мои губы накрыты влажным платком. Я пил воду врага. И – хотел того или нет – а становился его должником воды, заложником своей чести.

Кашифур обернулся и посмотрел строго, призывая всё внимание ученика к важному:

- Это было двадцать два года назад. Я был неопытен и не имел знаний о Самре, благороднейший вилин. Никто до меня не сталкивался так близко с самритами. И мой дух ослаб. И десятки мыслей разорвали на части веру в мой путь. В тот миг я пожалел, что не умер в степи. Потому что знал – придётся платить за воду. Но что запросит мой хайд? - этого я не знал. Я мог не бояться за себя – мой возраст уже давно стал таким, что я не был соблазном, но со мной шли молодые хайбиты, за которых я отвечал перед Небом. Я опасался за их честь.

- Мой отец – Вил-И-Он! – вскинулся Ярий, - А Вил-И-Он никогда не оскверниться с кем-либо! Его тело – священное оружие Самры. Оно неприкосновенно! Только Лец распоряжается им! Вил-И-Он даже для того, чтобы выбрать жену, испрашивает дозволения своего Леца!

Медленно повернувшись к ученику, Кашифур спросил, склонив голову на бок:

- Разве так у всех земель под белым светилом?

Мгновенно осознав ошибку, Ярий развёл руки ладонями вниз, показывая смирение и прося прощения за мальчишескую вспышку чувств.

- Нет, наставник, - тихо и ровно отозвался он. – В Соля плен воды часто оплачивают своим телом, отдаваясь во страсть хайду. И в Урте тоже это принято. Но и в Соля и в Урте нет Вил-И-Онов, - упрямо закончил он.

Кашифур усмехнулся:

- Открыв глаза в чужом доме, я должен был сразу понять, кто в нём хозяин?

Ярий опустил голову, признавая правоту наставника.

Кашифур указал на стену за спиной юноши и назидательно сообщил:

- Вилу положено понимать, где нужно проявлять ярость оскорблённого достоинства, а где стоит и промолчать. Тем более, если его слова могут быть расценены как оскорбление и попрания права чести другого благородного!

Не переча, Ярий отодвинулся к стене и упёр кулаки в каменистую сухую землю двора. Раз! – и ноги взлетели вверх и упёрлись носками в балку навеса. В правую руку болезненно вонзился между косточек мелкий камешек, но Ярий не стал менять положения, пока наставник не отводил взгляда.

Кашифур придвинулся ближе, отползая от солнца в густую тень, и снова удобно пристроился. Приложился к кувшину, неторопливо, смакуя, опустошая его. И снова прикрыл пробкой горловину, не давая высохнуть.

- Я знал, что я в шатре вельможи. И мог опасаться худшего. Но когда смог приподняться и оглядеться, то понял, что проснулся в доме достойного человека.

Ярий аккуратно, чтобы не потерять равновесие, передвинул правый кулак с камешка, и снова замер. Кашифур бросил косой недовольный взгляд на воспитанника и неспешно, подбирая слова, продолжил:

- В шатре не было свободного места – там спали и сидели на отдыхе и мои люди, и самриты. Полотнища стен трепало ветром и сквозь них проходила пыль. Новая буря мела по степи. А неизвестный мне вельможа поставил свой шатёр, чтобы укрыть слабых - своих и чужих. Я просил представить меня тому, чьей благосклонностью мы выжили, и доглядчику пришлось идти за ним в буран. Когда твой отец вошёл, я назвал его хайдом и вручил ему свою жизнь. Он был похож на песчаного демона – весь в пыли с ног до головы, так, что не видно было, где кончается одежда и начинается кожа. Фоэма?

- Да, - не меняя положения, отозвался Ярий. – Потому что он скрыл слабых в своём шатре, а сам с сильными остался в степи, пережидать бурю между коней и верблюдов.

Кашифур согласно кивнул и светло улыбнулся, видя, что руки у воспитанника начинают подрагивать, но лицо остаётся невозмутимым. Только глаза прикрыл от пыльного ветерка, залетающего во двор с улицы.

- Твой отец узнал, что мы идём по личному поручению Сары Фасс и сделал шаг, который долго не забудут в Меккере. Он дал мне коников и битюгов с возками, охранников и проводников, чтобы по кратчайшей дороге через Самру меня провели к цели. Тогда я поклялся ему на вскрытой вене, что вернусь, чтобы заплатить за воду и жизни, как того велит моя честь. Но он, хотя и был молод, принял решение мудреца. Он повелел мне служить моей госпоже до тех пор, пока трое моих сыновей не пройдут полного обучения. И лишь потом, если такое случится – заплатить за воду. И двенадцать лет после этого я покинул свой двор в Меккере, чтобы прибыть к его дому. Но и здесь он не дал мне послушания, которое было бы противно моей душе.

Кашифур на миг задумался, словно вспоминая подробности тех времён и ощущений. Но одёрнул себя.

- Не устал ли ты меня слушать, благороднейший вилин?

- Нет, наставник, - просипел Ярий и облизал губы, запылившиеся от лёгкого ветерка, поднявшего пыль с каменистой почвы. – Прошу тебя, продолжай!

Кашифур фыркнул и покачал головой:

- Мой благороднейший вилин не хочет вернуть землю и небо на свои места?

Глаза его по-доброму улыбались.

Ну и, конечно, сама иллюстрация :-) 

А в дополнение могу сказать, что иллюстрация с Кашифуром изначально не планировалась. В список заказов Валеде она не стояла, но! Благодаря настойчивости его почитательницы Яны и её благотворительной поддержке иллюстрация была сделана! Спасибо, Яна! Мне самой очень приятно было видеть Кашифура "во плоти" :-)

Ну и в дополнение несколько ещё иллюстраций от Валеды, напрямую связанных с этой. 

Во-первых, конечно, сын Кашифура - Ашират Фриз. Чья тайна - суровая и злая - ещё не известна читателю, но уже может возникать её ощущение в самом странном явлении - разнице между именами родов отца и сына. Но, при этом - их удивительной фамильной схожести лиц и фигур ) Взгляните - убедитесь сами: 

:-) 

А вот хайд - хозяин - Кашифура Акыла. Тот самый военачальник, главнокомандующий Самры, Вил-И-Он Тон-Тал. Благороднейший человек с высокими помыслами и далёкими планами... 

Ну и, конечно, я не могу не выставить ещё иллюстрацию, изображающую Яр-Тала, который на иллюстрации с Кашифуром так размыт. Здесь же он - один против многих. Но у него есть то, чего не хватает его противникам... И он прорубится сквозь тьму, чтобы прийти на помощь своему владыке! Не зря его душу, разум и тело ковали сразу два лучших воина двух разных стран - меккерянин Кашифур Акыл и самрит, отец, главнокомандующий! Вил-И-Он Тон-Тал! 

А вот будущий владыка Яра - Ор-Лец, владыка Самры. Как кажется - изнеженный и слишком ранимый юнец... Какой-то уж больно женственный правитель для таких суровых бойцов, да? Но многие забывают, что даже сталь можно обернуть в шёлк... 

Ну а истинная сталь, настоящая гроза, самая жестокая сила Самры - вот он! Карт-Лец! Дядя Ор-Леца, владыки Яра. Регент Самры. Последний боевой маг-правитель этого государства. Человек, держащий в себе тьму... 

Ну и остановлюсь, пожалуй, на этом ) 

И снова заявлю: Валеда - кудесница! Огромная ей за всё это благодарность!!!