Трагические ошибки

В этом году евреи вдруг стали ожидать приход в Ершалаим мессии на празднование Пасхи в пятницу четырнадцатого числа весеннего месяца нисана. Тогда его труба прозвучит, и восстанут мертвые.

Исполняющий обязанности президента Синедриона первосвященник иудейский Иосиф Каифа сам огласил опасение, что мессия обольстит народ в Ершалаиме, надругается над верой и поднимет восстание против римской власти, которое неизбежно вызовет жестокую реакцию митрополии. Поэтому из опасения возможного кровопролития первосвященник, вероятно, усилил меры наблюдения в городе. И не зря.

В Ершалаиме случились беспорядки. Дисмас и Гестас с приспешниками подстрекали народ на бунт против кесаря и при попытке взять их римскою властью убили четырех солдат. Вар-равван тоже призывал к мятежу и убил местного стража при попытке взять его.

Возможно, что в возникшей в городе суматохе, кто-то из соглядатаев почему-то неверно сообщил первосвященнику, что через Сузские ворота в Ершалаим верхом на осле въехал некто, сопровождаемый толпою черни, кричавшей ему приветствия как некоему пророку. А возможно, это был сознательный оговор со стороны первосвященника.

Иешуа Га-Ноцри покинул Левия Матвея в Вифании около полудня двенадцатого числа и заспешил в Ершалаим. Бродячий философ сказал своему спутнику, что у него в городе неотложное дело. Он пешком в одиночестве прошел через Сузкие ворота в Ершалаим. Ему хватило и половины дня, чтобы попасть в неприятную историю.

На базаре он говорил толпе  о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Могло показаться, что опасение первосвященника сбывается. Иешуа провозгласил желание надругаться над верой. Тогда к Га-Ноцри подослали провокатора. Вечером возле храма Иуда из города Кириафа познакомился с бродячим философом. Иуда высказал величайший интерес к мыслям Иешуа и пригласил того к себе в дом в Нижнем Городе. Пришедшего в гости философа Иуда попросил высказать свой взгляд на государственную власть. Иешуа не заставил себя долго упрашивать и ответил, что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть. После чего Иешуа был схвачен местной властью и осужден Синедрионом.

Подследственный был из Галилеи, поэтому его дело направили дальше к тетрарху. Но тот отказался дать заключение, и смертный приговор Синедриона направил на утверждение прокуратора Иудеи. Так как Га-Ноцри нарушил «Закон об оскорблении величества...», то Понтий Пилат обязан был утвердить приговор Синедриона. В Иудее существовал обычай в честь праздника Пасхи помиловать одного из приговоренных к казни из задержанных местной властью. Понтий Пилат надеялся, что таким помилованным может стать Иешуа как совершивший наименьшее преступление. Однако первосвященник подозревал самого прокуратора в сознательном провокаторстве и поэтому помиловали Вар-раввана. Ошибкой со стороны Понтия Пилата было давить и запугивать Иосифа Каифу, а не попытаться с тем договориться.

Таким образом, к трагической гибели Иешуа Га-Ноцри привели ошибки, совершенные самим бродячим философом, первосвященником Иосифом Каифой и прокуратором Понтием Пилатом.

Полагая всех добрыми людьми, Иешуа Га-Ноцри открыто проповедовал свои мысли, не задумываясь об их последствиях. Первосвященник ошибся, приняв бродячего философа за мессию, и, заблуждаясь, настаивал на приговоре Синедриона, опасаясь народного восстания в городе и жестокого его подавления римскими властями. Прокуратору следовало рассеять подозрения Иосифа Каифы и договориться с ним на взаимовыгодной основе, а не давить на первосвященника и запугивать его.

Таким образом, к трагической гибели Иешуа Га-Ноцри привели ошибки, совершенные самим бродячим философом, первосвященником Иосифом Каифой и прокуратором Понтием Пилатом.

Полагая всех добрыми людьми, Иешуа Га-Ноцри открыто проповедовал свои мысли, не задумываясь об их последствиях. Первосвященник ошибся, приняв бродячего философа за мессию, и, заблуждаясь, настаивал на приговоре Синедриона, опасаясь народного восстания в городе и жестокого его подавления римскими властями. Прокуратору следовало рассеять подозрения Иосифа Каифы и договориться на взаимовыгодной основе, а не давить на первосвященника и запугивать его.

Разобравшись в том, кто и какую лепту внес в казнь Иешуа Га-Ноцри, следует теперь обратиться к оценкам вины со стороны бродячего философа и прокуратора. Основной вклад в казнь внесла ошибка первосвященника, опасавшегося появления в Ершалаиме мессии.

Формально Иешуа никого не винил за то, что у него отняли жизнь. Лишь перед казнью он заявил, со слов начальника тайной службы Афрания, что «в числе человеческих пороков одним из самых главных он считает трусость». Трусость — это уклонение от выполнения долга из-за страха перед личной опасностью. Обвинение в этом пороке можно предъявить как первосвященнику, так и прокуратору. Само по себе предъявление такого обвинения не будет означать его оправданности. Обвиняемые в трусости должны непременно нарушить свой долг, чтобы спаси, например, свои жизни. На первосвященнике лежит долг в сохранении веры. И он его исполняет. Правда, допускает при этом ошибку. Иосиф Каифа в заблуждении принял Иешуа Га-Ноцри за мессию. На прокураторе лежит долг управления вверенной ему Иудеей, руководствуясь законами Рима. Он последовал закону и утвердил приговор Малого Синедриона бродячему философу. Таким образом, здесь прокуратор ошибок не допускал и трусость не проявлял, а продемонстрировал благоразумие.

Во время казни на вершине Лысой горы присутствовал не только начальник тайной службы Афраний, но и начальник храмовой стражи Ершалаима. Следовательно, слова Иешуа о трусости были переданы как прокуратору, так и первосвященнику. Однако, в главах, написанных мастером, изображена реакция только Понтия Пилата. Он во сне согласился с таким у себя пороком и не отказался от этого затем наяву. Несмотря на самооговор прокуратора, основная вина за допущенную первоначальную ошибку (Иешуа не мессия и храм в Ершалаиме не призывал разрушать) лежит все-таки на первосвященнике. Но его тоже как и прокуратора нельзя обвинить в трусости, а только в мнительности, излишней подозрительности, и упрямстве в своем заблуждении. Более того, в той картине мира, которая представляется Воландом, Бог согласился с виновностью Понтия Пилата и наказал его сидением в каменном кресле на каменистой безрадостной плоской вершине на двенадцать тысяч лун (около двух тысяч лет).

Таким образом, обвинение в трусости как прокуратора, так первосвященника будет ложно. Следовательно, Воланд в рассказе и представляемой картине мира и мастер в романе — они оба, опираясь на самооговор Понтия Пилата, представляют ложную виновность и ложного виновного. Вина за казнь Иешуа Га-Ноцри лежит на Иосифе Каифе, но не за трусость, а за мнительность.