Мария Федоровна Нечаева-Достоевская

К юбилею великого писателя земли русской полезно вспомнить о его семье, а опорой семьи Достоевских была до последнего вздоха чудесная супруга и мать — Мария Федоровна Нечаева-Достоевская (1800-1837).

Происходила она из рода уважаемого и благочестивого, славившегося строгим соблюдением евангельских заветов и безукоризненной честностью. Ее отец Федор Тимофеевич Нечаев, купец таровитый и смекалистый, в Отечественной войне 1812 года лишился состояния, однако все свои долги уплатил до последней копейки — считал зазорным для себя и всей фамилии сказаться банкротом. Мать, Варвара Михайловна Котельницкая, из сословия разночинцев, была женщиной интеллигентной и передала дочери любовь к музыке, поэзии, беллетристике.

Своего мужа Михаила Андреевича Мария любила истово, поверяя ему в письмах свое сердце и отдавая всю себя в его руки, между тем супруг, несмотря на ответную любовь, часто ее ревновал, что для такой нежной натуры было оскорбительно. Вот что писала она в одном из посланий: «...думаю, не терзают ли тебя те же гибельные для нас обоих и несправедливые подозрения в неверности моей к тебе, и ежели я не ошибаюсь, то клянусь тебе, друг мой, самим Богом, небом и землею, детьми моими и всем моим счастьем и жизнью моею, что никогда не была и не буду преступницею сердечной клятвы моей, данной тебе, другу милому, единственному моему пред Святым алтарем в день нашего брака!»

Частые беременности и осложнения после родов сильно ослабляли здоровье Марии Федоровны; временами проводила она целые дни в постели, однако и там обожала играть с детьми, учить их грамоте, основам православия и светского этикета, да и просто развлекалась всяческим невинным баловством. Дети восхищались ею и боготворили; маленький Федор с трепетом ожидал заветного мгновения, когда мать уделит ему время, и старался продлить его как можно дольше. Особенно ему нравилось читать матери вслух самые любимые стихотворения. В разлуке Федор всегда старался написать хотя бы краткое письмо «любезнейшей маменьке» и поделиться с нею своими тревогами и радостями.

Удивительно, но и мужу любимому Мария Федоровна осмеливалась перечить — в основном, когда речь шла о телесном наказании крестьян, слуг или детей. За сострадательность крестьяне прозвали ее «душевной барыней». При этом она отличалась практичностью и бережливостью, за которыми очевидно стоял давний детский страх бедности и разорения.

А. М. Достоевский вспоминает:

«С осени 36-го года в семействе нашем было очень печально. Маменька с начала осени начала сильно хворать. Отец, как доктор, конечно сознавал ее болезнь, но видимо утешал себя надеждою на поддержание сил больной. Силы ее падали очень быстро <...>. С начала нового 1837 г. состояние маменьки очень ухудшилось, она почти не вставала с постели, а с феврали месяца и совершенно слегла в постель <...>. Это было самое горькое время в детский период нашей жизни. И немудрено. Мы готовились ежеминутно потерять мать. Одним словом, в нашем семействе произошел полный переворот, заключенный кончиною маменьки. В конце февраля доктора заявили отцу, что их старания тщетны и что скоро произойдет печальный исход. Отец был убит окончательно. Помню ночь, предшествовавшую кончине маменьки, т. е. с 26-го на 27-е февраля. Маменька перед смертной агонией пришла в совершенную память, потребовала икону Спасителя и сперва благословила всех нас, давая еле слышные благословения и наставления, а затем захотела благословить и отца. Картина была умилительная, и все мы рыдали. Вскоре после этого началась агония и маменька впала в беспамятство, а в 7-м часу утра 27 февраля она скончалась на 37-м году своей жизни» (Достоевский А. М. Воспоминания. СПб., 1992. С. 77–78).

Смерть обожаемой матушки оставила в сердце писателя неизгладимый след. Он вспоминал ее до самой своей кончины; тень матери постоянно преследовала его и, явно или нет, отразилась во многих произведениях. На ее могиле бывал часто и завещал заботиться о ней душеприказчику.

На надгробии Марии Федоровны по желанию сыновей были высечены строки из Н. Карамзина «Покойся, милый прах, до радостного утра».

Но праху этой прекрасной женщины суждена была не простая судьба. 

Место захоронения на Лазаревском было ликвидировано, а останки в 1934 году эксгумировали по инициативе исследователя рода Достоевских Михаила Волоцкого. Череп отправили антропологу и скульптору Михаилу Герасимову для скульптурной реконструкции. По непонятным причинам он потом «затерялся», а пронумерованные останки на протяжении почти восьми десятилетий хранились в шкафу Музея и НИИ антропологии Московского Государственного университета.

Значительно позже удалось убедить руководство Музея антропологии передать останки для захоронения. Музей оформил передачу через православную церковь.

Процедура была долгой, посредником выступил Коломенский университет. Было получено благословение митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия. В акте передачи так и указано: для последующего захоронения на погосте Свято-Духовского храма в Моногарове.

Неоднократно потревоженные останки были перевезены в Иоанно-Предтеченский собор Зарайского Кремля. Предполагалось, что они будут храниться там до окончательного восстановления могилы ее мужа — Михаила Достоевского.

Коллегиальным было решение общества Достоевского найти могилу отца Федора Михайловича, точное место его упокоения. Церковный погост в селе Моногарове близ усадьбы Даровое был уничтожен в 1930-е годы... Но было тогда и альтернативное мнение — предать земле останки Марии Федоровны на прежнем месте, в Москве. Сейчас там есть памятник, идентичный прежнему.

Будем надеяться, что Мария Федоровна наконец упокоится, как и положено, «до радостного утра».