Возвращают ментальную девственность. Дорого.

Я сидел у обрыва, курил и смотрел, как межзвёздные корабли взлетают и садятся. Из вечерней полутьмы вышел паренёк лет семи, распечатал лицевой клапан комбинезона и попросил: - Дядь, оставь чуток куришки.

- Детям нельзя, - ответил я.

- Я не ребёнок, - возразил он, садясь рядом. - Я на адаптации.

- В смысле?

- С Дальней Радуги прилетел. Пятьсот лет в заморозке. Они сказали, что я не приспособлюсь к вашему обществу во взрослом теле. Вырастили из моей ДНК пятилетний клон и засунули в него мою личность... И вот я здесь, - вздохнул мальчик.

- Не нравится?

- Хреново тут у вас.

- Что не так-то?

- Семнадцать гендеров - это вообще как? Всегда же тридцать девять было. Я точно помню - нас в школе их зубрить заставляли. Вместо таблицы умножения.

- Ну, классификация поменялась, - пожал я плечами. - Гендерная же наука не стоит на месте. Заднеродящих вот всех упразднили.

- Как упразднили?

- А читерные они были. Слишком много привилегий.

- А болоньезианцы?! - встрепенулся вдруг мальчик.

- Чего болоньезианцы?

- Говорят, у них теперь автокефалия от пастафарианства. А я помню, их еретиками считали. Потому что они говорили, что в начале - возможно! - тефтелей могло и не быть! Только соус и макароны. Представляешь? Тефтелей могло и не быть! Чёрт те знает что! Куда смотрит Макаронный Папа?

- Куда и раньше. В кошельки прихожан.

- Дай куришку. Сил нету уже всё это терпеть! - взмолился мальчик.

Я протянул ему сигарету. Он затянулся. Закашлялся. Выпучил глаза:

- Это ведь не звёздная дрожь. Почему?

- Звёздную дрожь курили первопроходцы космоса из древних легенд. Её уже лет пятьсот никто не делает. Так, лайтовые нейрорелаксанты всюду пихают.

- Дрянь какая-то... Как же я устал. Как дальше жить - не знаю. На Дальней Радуге было дерьмово, но тут, я смотрю, не лучше.

- Выход есть всегда, - кивнул я на обрыв, у которого мы сидели.

Мальчик опасливо на меня покосился. Даже отодвинулся:

- Я вообще-то ещё жить хочу. Просто не знаю как.

- Уже лучше, - кивнул я и добавил тихо: - Так-то есть одни ребята, что могут тебе помочь.

- Как это?

- Ну смотри. В детстве и юности человек живёт в плену иллюзий. Смотрит на мир через розовые очки. Его словно окружает защитная пелена из мечтаний и идеалов. А с годами жизнь жёстко дефлорирует нас прямо между полушарий - до тех пор, пока от прежних иллюзий ничего не остаётся. Жить в таком состоянии, конечно, можно, но вот любить, мечтать, верить людям и получать удовольствие от каждого прожитого мига - уже не получается. Магия утеряна, понимаешь?

Он молча кивнул, и я продолжил:

- Эти ребята - они чудеса сотворят с твоей головой. Настоящие нейрокудесники. Восстановят ментальную девственность. Вернут юношеский максимализм, идеализм, мечты и надежды, веру в людей и самого себя... Некоторые к ним каждый год приходят за этим. Восстанавливают разбитые розовые очки...

- А они что - бесплатно это делают?

- Нет, конечно. Так-то у них полно работы для юных идеалистов. А юные идеалисты, как известно, всё делают или сильно задёшево, или вовсе бесплатно. Работают на портфолио, на вырост, на благо компании... И прочая такая фигня для лохов. Понимаешь?

- Ещё как, - кивнул мальчик с грустной ухмылкой и спросил: - Так как мне их найти?

Я потёр пальцы и сунул ему под нос. Он вздрогнул - его мозг расшифровал ароматическую ссылку.

- Спасибо, мужик, выручил, - сказал он, поднимаясь, и неспешно исчез в темноте.

Я достал новую сигарету. Корабли садились и взлетали. Я смотрел. И улыбался. Забавный мальчик. Мне бы его проблемы... А ему - мои. Вот бы я тогда посмотрел.