Хронометр мифа

Не пугайтесь - это последняя заметка по ЗВ. Я понимаю, что пришла не на сайт поклонников звездной Саги, и одной статьи было бы вполне достаточно. Но, во-первых, заметка обещана моему читателю в комментариях к "Замри, умри, воскресни", а, во-вторых, мне интересно понятие мифологического времени, и я не упущу повода о нем поговорить. Если и вам интересно - добро пожаловать.  

Дарт Вейдер существует одновременно в двух пространствах: метафизическом  царстве идей* и материальном мире предметов и явлений. Такова природа  мифа, а «Звездные войны», я в этом убеждена, не что иное как  универсальный миф, в котором эпоха пытается осознать самое себя. У  каждого века есть героическое сказание, отражающее реалии в  отстраненном от реальности* сюжете. «Махабхарата», «Илиада»,  «Мабиногион» – от них «Звездные войны» отличает форма, не суть. Суть  остается неизменной: показать становление человека, познание мира и  дороги судьбы.
Природа  мифа диктует логику мифа. Наложение метафизического и «земного» предполагает, в числе прочего, особое отношение к понятию времени. Время  в мифе то бесконечно растянуто, то сведено к крошечной точке. При этом  повседневность, которая формирует наше представление о времени в реальной жизни, в мифологическом контексте царственно игнорируется. Героев мифа почти не касаются изменения, неизбежно связанные с течением  времени.  Десять лет битв и лагерной жизни не меняют Ахилла. К моменту своей гибели он так же молод и прекрасен, как в тот день, когда впервые  ступил на землю Трои.
Интересно, что лагерь ахейцев за эти десять  лет, согласно обыденной логике, должен превратиться в настоящий город,  по улицам которого бегают рожденные от невольниц дети, а на лавках перед  домами сидят увечные и одряхлевшие ветераны Троянской войны. В  литературе «обоснуя» (к которой я отношу основной массив современных  произведений)  так бы и случилось. В мифе этого нет. Миф еще может принять обычное, но не признает обыденное. В этом разница между Оригинальной Трилогией и Расширенной вселенной ЗВ. В первом  случае предполагается, что жизнь и поступки героя выходят за рамки  привычного, приобретая надмирный масштаб. Мир мифологии – мир гипербол,  исполинских страстей и сверх-деяний. Во втором случае герой не сотрясает поступью землю, не рушит крепости взмахом руки, зато вписывается в  привычный  читателю (зрителю) социум и становится понятным (а,  следовательно, приятным).  
Нет смысла спорить, что лучше. Но каждый раз, когда я встречаю пожелания прочитать фанфик про  «адекватного» или «вменяемого» Вейдера, мне становится весело. Это все равно, что мне сейчас расскажут про Хагена фон Тронье, который не  прорубил днища лодок, отрезая соратникам пути к отступлению (а ведь  знал, что все погибнут). Или про Беовульфа, который не пошел сражаться с  драконом (в самом деле, зачем рисковать?) или пошел, но не один на  один, а с целой армией (пусть поработают за короля, король стране  нужнее). Или про Геракла, который просчитал, что выводить Цербера из  преисподней может быть опасно для людей, и отказался совершать свой  одиннадцатый подвиг.  
С точки зрения «реальной» жизни все  мифологические герои невменяемы. Про богов я уже и говорить не стану. И  демоны от них не отстают. Красота мифа не измеряется логикой  повседневности, судьба мифологического героя не вписывается в рамки  политической или военной стратегии конкретной эпохи. Необходимо или признать логику и эстетику мифа и получать удовольствие именно от них,  или покинуть эту территорию и найти для себя героя иного плана. Иначе вы  устанете придумывать альтернативные истории, так же как собирать  мозаику, в которой всегда будут отсутствовать существенные фрагменты.  Хотите вы этого или нет, Вейдер принадлежит мифологии, и понять его можно только в координатах мифа. 
Это вовсе не означает, что Вейдер – тень на стене, контур без внутреннего  наполнения. Многих отпугивает само понятие «миф», они считают  мифологических героев ходячими абстракциями. На самом деле герои мифов  куда полнокровнее, интереснее и сильнее иных персонажей современной  литературы. Они всегда парадоксальны и, во всяком случае, мне еще не  приходилось встречать безликого мифологического героя.
Парадоксальна и сама структура мифа. С одной стороны, вся жизнь Вейдера – неуклонное стремление к единому мигу, сатори,  в котором разрешаются все противоречия его натуры, роковые ошибки и  сознательные грехи. С другой стороны, это – целая жизнь, в которой есть  свои этапы, поражения и победы, и даже свободное время. Периоды отдыха  и восстановления сил.
Чем он занимался в эти дни или часы?
Тот же лукасовский миф  предлагает нам, как минимум, три варианта ответа. Вейдер медитировал, то  есть, тренировался в Силе. Фехтовал, то есть, тренировался в силе. Знакомился с новыми эзотерическими практиками (проще говоря, читал или  смотрел/слушал то, что удалось отыскать), расширял познания в Силе.
Представив  занятия Вейдера в свободное время, я вдруг поняла, что ровно тем же  самым с одинаковым успехом занимались Рама-изгнанник в лесу и Равана – завоеватель вселенной в своем дворце на Ланке (да, у Раваны было  множество жен, но ему удавалось все совмещать). Сама трехчастность этих  занятий, и то, что все они как меч в ножны вкладываются в течение этого Океана к конечной цели, делают их частью мифа о Вейдере, обогащая  легенду новыми рельефными деталями.
Самые, можно сказать,  мифологические способы провести свободное время. За вычетом любви. Вейдера принято понимать как образ утраты всего человеческого при переходе на  Темную Сторону. Но на то он и миф, чтобы всегда оборачиваться  неожиданной стороной, и на то он и Лукас, чтобы зашифровывать в своего  героя больше, чем лежит на поверхности. Верность жене – составляющая  многих мифов. Пусть к началу "Новой надежды" жена Вейдера мертва, пусть  он не вспоминает о ней ни единым словом (он вообще старается не пускать  воспоминания в свою «новую» жизнь), но он навсегда остался верен своей  единственной Женщине. Это поистине  великая и трагическая любовь, которая воскресает в любви к сыну и не дает Темному лорду умереть на Темной Стороне. Символично, что именно с момента встречи Люка и Вейдера на Беспине из жизни последнего уходит безвременье, характерное для загробного мира, и возвращается обычная для жизни последовательность: прошлое - настоящее - будущее. 

* Здесь я понимаю идеи в их платоновском смысле – универсальные понятия, существующие до и над предметами и явлениями.
* Реальность здесь понимается как повседневность, тот порядок вещей, в  котором мы привыкли жить и действовать. Понятно, что миф не может быть  оторван от реальности как таковой, реальности человеческих чувств и  отношений, нравственных оценок, жизненных приоритетов. Больше того, миф  направлен на закрепление этой главной реальности как гаранта, что жизнь  будет продолжаться и мир еще какое-то время – существовать.