Помогайка два

Он принялся двигать плиту, налегая на лом и расширяя трещину, затем ухватился за шершавый край и, упираясь ногами, потянул камень вверх. На руках буграми вздыбились железные мускулы, казалось, глаза сейчас лопнут от напряжения. Неужели он ослабел?! Скер оскалился и с криком рванул холодный камень. Наконец, посыпался щебень, плита подалась и стала дыбом. Он отдышался, отряхнул руки о штаны, заправил за уши прилипшие ко лбу волосы и глянул вниз.

В животе стало холодно, будто Скер проглотил кусок льда, по шее поползла изморозь, как случается, когда услышишь долгий тонкий скрип. А может, колесо его восприятия скрипело?

В тесном каменном склепе не было и следа влаги или паутины, только тленная пыль да земля, что осыпалась с плиты. Посредине ничком лежал мертвец. Обнажённый, иссохший до серой мумии. Быть может, когда-то одежда и была, но теперь вся истлела, нетронутым остался лишь бугристый костяной шлем самой странной формы. Найди Скер такое захоронение ещё год назад – не знал бы, о чём подумать. Да только он прекрасно помнил именины дочери, день, который едва не стал для него последним, и сновидящего зверя, сидящего в подобном шлеме на террасе дворца. Над головой плескалось море и плавали чёрные дьяволы, а на площади тысячи глоток орали: «Висельницу вешальщику!». Он сглотнул, не в силах отвести взгляд от мертвеца. 

Шлем был другим. Тот, на звере, покрывал лишь макушку и лоб – этот сплошь скрывал и лицо до подбородка. «Шлем первозверя, - сказала дочь в ночь перед казнью, - Я надевала его и поняла, что делать». Скер вытер внезапно вспотевшие руки. Если эта вещь способна что-то изменить, если способна дать и ему понимание, что происходит и что делать дальше, он не может не попробовать.

Скер спрыгнул в могилу, обеими руками взялся за шлем и потянул к себе.  

Он ждал, что голова отвалится, как гнилая кочерыжка, но шлем сидел удивительно крепко. Скер несколько раз ударил кулаком в забрало с такой силой, что внутри захрустели кости, а кожа на костяшках пальцев треснула и выступили капли крови. Он снова потянул, и шлем легко сдвинулся с места. Выпала посмертно изувеченная голова с раскрошенным лицом, а костяное изделие, порождение давно истлевших рук, оказалось у него. 

Глядя на свою удивительную добычу, решительный обычно Скер никак не мог собраться с духом. Он вспоминал мёртвых зверей и последнего, живого, дочь, Луну-убийцу и разрушительную силу стихии. Наконец, упрямо тряхнул головой и развернул к себе шлем, решившись. 

В предплечье мёртвой хваткой впились сухие холодные пальцы с длинными жёлтыми ногтями. 

Скер рванулся в сторону, роняя шлем, ударился о каменную стену и сам упал, но рука держалась по-прежнему крепко, и мертвец навалился сверху. На мгновенье взгляд Скера выхватил, как меняется, восстанавливаясь, разбитое лицо. Иссохшие серые веки дрогнули и разжались. На Скера уставились провалы глаз, таких чёрных, что зрачка от радужки отличить нельзя было. 

Затем поток сознания, могучего, как пришедшая за Луной волна, ворвался в его голову и Скер захлебнулся в чужих мыслях и образах. Он видел звёзды и небесные тела, он видел лица, тысячи лиц людей, творивших непонятные ему вещи, он видел предметы, значения которых не понимал. В то же время ему казалось, что эти сухие и холодные пальцы по-хозяйски шарят в закутках памяти, деловито разминая, разбирая, отсеивая и выбраковывая воспоминания, брезгливо перетряхивают всю его суть, от колыбели и до этой могилы. 

Скер взревел как бык и принялся месить живого мертвеца руками и ногами, каждым ударом разбивая, едва не на куски разрывая тщедушный труп, пока тот не отвалился. Рука на предплечье разжалась, а вслед за ней убралась и сущность, овладевшая его разумом. Задыхаясь, Скер смотрел, как вновь срастается, собираясь воедино, искалеченное им хрупкое тело. Чёрные глаза, не отрываясь, глядели на него с пониманием и снисходительной жалостью. Затем пергаментные губы раздвинулись, обнажая жёлтые редкие зубы, и мертвец глухо произнёс:

- Воды.

Его грудь вздымалась и опадала – только что мертвее смерти, он дышал. Не помня себя, Скер одним прыжком выскочил из склепа и схватился за плиту, готовый в тот же миг обрушить её и запереть могилу с жутким её хозяином, но губы разжались и хриплый голос заговорил вновь:

- Ты – Капля крови. Ты - Разрушитель. Я знаю, что тебе надо.

С бешено бьющимся сердцем Скер смотрел на мертвеца и ждал непойми-чего. Тем временем, тот встал на иссохшие свои ноги и поднял обтянутое пергаментной кожей лицо.

- Я теперь слаб, - хрипло произнёс он. – Но ты освободил меня, Капля, а в должниках я не хожу. Подай мне руку.

- Я не знаю, кто ты таков, - медленно ответил Скер, готовый в любой момент толкнуть плиту и захлопнуть гробницу, - но я не капля.

Мертвец качнул головой.

- Вас теперь мало, потому что ты действовал согласно своей природе, - терпеливо пояснил он. – Осталось три Вдоха, две с половиной Капли крови и пол Глотка. Но даже с этим я могу… Починить твой мир. С твоей, конечно, помощью. 

- Ты бредишь! – Скер мотнул головой. – Ты безумец!

- Я – заключённый. Я тот, кого последний тэс, зверёк твоей дочери, называл первозверем. 

- Ваше племя вымерло!

- А я, как видишь, полужив, хоть и провёл в каменной клетке очень долгие годы. И пока ты раздумываешь, верить мне, или нет, твоя мёртвая жена лежит не похороненной, а новорожденный сын разрывается от крика в руках у плачущего брата. Хочешь спасти сына?

- Что тебе надо, дьявол тебя дери?! – еле сдерживаясь, рявкнул Скер.

- Всего лишь руку, чтоб подняться, - первозверь ухмыльнулся. – И воды.

Скер раздумывал, стоит ли соглашаться.

- Как ты спасёшь ребёнка? Грудью выкормишь, что ли?

- Отнесу его в Трейнт по дороге Ночи. Я всё ещё на кое-что способен.

«Я пожалею об этом», - подумал Скер. Но это был шанс. Мутный, как вода у берега в смену течений, однако, другого не предвиделось.

- Не смей со мной проделывать такого. Не лезь больше ко мне в голову, - проворчал Скер, протягивая руку.

- А больше и не надо.

И холодная, твёрдая ладонь снова вцепилась в его запястье.

 Мальчик испугался и закричал, когда увидел отчима с его страшным гостем.

- Тише, Фип, всё хорошо, - успокоил его Скер. – Это… друг… Дай-ка мне малыша и сбегай за водой. 

Младенец был, конечно, мокрым и по-прежнему голодным, он тыкался в руку, когда отец касался крошечного сморщенного личика и ловил губами, пока тот осторожно заворачивал его в сухую ткань. Сердце у Скера было, и оно болезненно сжалось именно сейчас, когда он позвонил себе думать, что ребёнок, возможно, выживет.

- Люди хрупкие, - заметил первозверь, разглядывая мёртвую Леяру на ложе, с головой покрытую легким покрывалом. – С живой… тканью работать проще. Я могу взять этой свежей плоти, если тебе она не нужна? 

Скер поднял на него взгляд и первозверь попятился. Но оказалось, он всего лишь показывал на пересыпанные солью куски добытого дельфина в большой лохани. И губы Скера сами по себе, независимо от разума сказали:

- Ешь, мой зверь.

Он с жадностью насыщался, когда вернулся Фип. Едва увидев воду, первозверь выхватил бурдюк из рук мальчика и принялся шумно пить, проливая на себя и на пол, на глазах обрастая плотью. Когда бурдюк опустел, перед ними стоял измождённый человек с редкими светлыми волосами, с высоким лбом и костистым вытянутым лицом, ростом едва по плечо хозяина дома, но, тем не менее, вполне живой. Прежними остались только чёрные глаза с насмешливым взглядом, да длинные ногти на тонких пальцах рук. Как у женщины, постигающей искусство праздности...