Ты опасная штучка, Трикси!

Допив остатки вина, мы с Фогелем выходим из-за стола и идем к Штуковине.  Перед этим я прошу его оставить короткий посох с бедра на столе. Так, на всякий случай.Он кладет его на стол и бросает тоскливый взгляд на мою топорщащуюся тунику. Конечно, милый,  на бедре у меня отличный, хорошо смазанный и заряженный посох. Тщательно отобранный из кучи таких же лежащих в бочке. Бой у него прекрасный, проверено не раз. Могу разобрать и собрать его с завязанными глазами, только к припасам я не касаюсь – от них только и жди беды.

Обращаюсь я с ним так, что даже  Ваоткрывает зубастую пасть в восхищении.

– Ты опасная штучка, Трикси, – вопит он, когда я сбиваю банку или еще какой-нибудь предмет на куче мусора в пятидесяти шагах от нас. Не знаю, как это получается, я просто чувствую, куда полетит магия. Ощущаю, как дует ветер, пытаясь снести ее в сторону. Для этого мне иногда не нужно целиться, просто вынимаю посох и жму на скобу. Левее, правее, регулирую направление кистью, точно зная в какой точке, брызнет в стороны облачко пыли.

 Среди крестьян о моем умении ходят легенды. Конечно, они придумывают всякую чушь, вроде как я могу разобраться в любом посохе. Освоить любую магию, найденную в мусоре. Глупости, конечно, некоторые вещи даже я опасаюсь трогать. Например, толстые обрубки с кнопками. Одно время они в изобилии валились из окон вперемешку со странными мертвецами в серой форме. Такие подарки стоит всегда обходить стороной. Помню, как один недотепа попытался использовать его на Ва. Просто выскочил из хлама и нажал кнопку. От нападавшего осталась ровно половина, нижняя часть. Две ноги, на ступнях которых красовались вонючие тряпки обвязанные бечевкой, вместо обуви. Их запах перебивал даже гарь плотным облаком повисшую над ним. Бум! И амулет  - зеркальце на шее, которым он намеревался ослепить дракона    не помог, испарившись вместе с головой, руками и грудью. Магией Мусорной долины следует пользоваться крайне осторожно.

Иди ко мне принцесса Беатрикс! 

У Штуковины хриплый надтреснутый голос. Вблизи он звучит намного громче. Наполняя всю голову без остатка, без того мизерного остатка в котором должны присутствовать мысли. Пока Фогель возится у Машины, воткнув пластину своего унитестера в упругий бок, она подмигивает мне разноцветными огоньками.

  Опасаясь подходить ближе, я усаживаюсь метрах в пяти. Колдун что-то бормочет себе под нос. Что-то ругательное. Кажется, что у него ничего не выходит. Краем уха я ловлю его бормотание и думаю о драконе. Впервые я  предала Ва. Решила что-то за нас двоих. Все бы ничего, но он ужасно обидчив, теперь будет дуться неделю. Наверное, ускачет в долину и будет гонять рыцарей. Перестанет разговаривать, станет лишь грустно вздыхать, прикрыв глаза. А чтобы я ясно осознала его обиду, будет подбираться под окно вечерами, так что его страдание было слышно в комнате. Чтобы меня грызла совесть. Или ляжет на бок и притворится больным. Придется за ним ухаживать, стрелять кроликов, выбираясь в Долину одной.

– Падла, переходной блок… Десять на три, один отгорел… Ф’зовый переход …. Ячейки? Где ячейки?  А! Вот. Просто старая модель… Портация… Портация… Надо что-то делать с портацией. Блоки семь и девять в труху, черт.  Оо! Тут все, с’ка, все сгорело к чертям. Ну, давай же! Заводись! Заводись! 

Все это напоминает возню черного муравья у медузы. Преодолевая упругое сопротивление, Фогель сует руки в потроха Штуковины. Шевелит ими там, прислонив, для лучшей видимости лицо к прозрачной поверхности. Со стороны, кажется, будто он ее нежно обнимает. Как рыцарь придворную даму. 

Я разглядываю темную спину колдуна, ребристые подошвы высоких ботинок,  его вихрастую голову. Отчего-то хочется ее погладить. Провести рукой по мягким светлым волосам. Но я не могу себе этого позволить, все-таки я принцесса, а он простой ктототам, почти крестьянин. От этой мысли становится грустно. 

Неожиданно м’техник вздрагивает, Штуковина издает высокий визг, бегущие  в ее внутренностях огоньки гаснут. Я выхватываю посох, рукоять удобно ложиться в ладонь. Ребристые накладки пружинят. Очень приятное ощущение, от него становится спокойнее. Ощущения, почти как от ледяного вина на жаре. Мне точно известно, куда я попаду, когда нажму скобу. В голову, прямо над правым глазом с длинными ресницами. Именно в голову. Стрелять нужно тщательно, броня колдуна меня смущает, мне кажется, что стрелять в нее, все равно, что пытаться огорчить водяного быка палкой. Руки у меня не дрожат, носердце стремится выпрыгнуть из груди.     

– Убил?! Ты ее убил?! – испуганно интересуюсь я, невежливо переходя на ты. Фогель морщится и тянет руки вверх, на его лице написано отчаяние. Крупными мазками от макушки к заросшему редкой порослью подбородку. Не просто отчаяние,а крах. Полный и бесповоротный крах того, что он напланировал. Все-таки ты дура набитая, Беатрикс. Шепот Штуковины в моей голове обрывается на полуслове. 

– Нет, нет! – колдун делает вымученную паузу, показывая мне раскрытые ладони, вымазанные во внутренностях Машины, – Принцесса.  Мне пришлось  все отключить. Полностью вышел из строя р’деляюший контур.  Запасного у меня нет. 

Он смотрит прямо мне в глаза, поверх темного зева моего посоха. Смотрит, не мигая и не отводя взгляда. Видно, что не врет. Совсем не врет. Я немного наклоняю ствол вниз и интересуюсь.

– Она сдохла?  

– Нет, выключилась, – сообщает Фогель и утирает грязной рукой пот, – можно опять включить, это не проблема. Но по счетчику  ей  теперь остался час работы.

На его лице грязные полосы, я ухмыляюсь, достаю из кармана платок и кидаю ему. Он вытирается и грустно добавляет.

– Есть еще две новости. Одна хорошая, а вторая плохая. 

– Начни с плохой, – я  чуть  поднимаю ствол. Посмотрим, что он скажет. Хотя, может быть уже все равно? 

– Починить ее не удалось,  она в аварийном режиме и через месяц рванет. 

– А хорошая?

– Унитестер показывает, что  недалеко есть еще одна Машина. Она работала первоначально до установки этой, а потом ее отключили от транспортировки. Заглушили ветку. Правда, та модель еще старее,  но р’деляющие контуры у них одинаковые. Можно просто поставить тот и перезагрузить. 

Я размышляю над его словами. Удивительно. Но Штуковин две. Мы с Ва облазили почти все наши владения, но никогда не встречали ничего подобного. Хотя возможно она где-то и есть – Мусорная долина огромна. На севере, так и вообще лежат неизведанные земли, идти туда далековато, а дермоны отбивают всякую охоту к прогулкам. Фогель виновато хлопает ресницами и продолжает объяснять то, чего я не понимаю. Что транспортное окно без Штуковины не откроется, а бежать от нее бессмысленно. Если возможность свинтить отсюда на орбитальную станцию, но ничего это не даст, радиус удара будет все равно больше. В общем и частном, мы все покойники. Он, я, образина дракон и те пара миллионов которые живут здесь. Живут, кстати, на птичьих правах, потому что никто не знает, откуда они навалились на частную территорию. Я хочу поинтересоваться, что это за частная территория, если я по праву являюсь владелицей Долины, но задаю совсем другой вопрос.

– Почему ты говоришь, что Штуковина рванет?

– А как она не рванет? Со стороны накопительного центра транспортный канал открыт. Примерно месяц местного времени, все отходы будут превращаться в энергию, пока не накопится достаточно, чтобы пробить дыру в поле. Потому что адресация уже настроена. И через нее – полыхнет, можете даже не сомневаться, – сообщает он и продолжает  оттирать руки от плоти Штуковины.

– Принцесса, – строго напоминаю я.

– А? Что?

– Можете не сомневаться, Принцесса, – подчеркивая свой титул, объясняю я. Все-таки воспитания ему не хватает.

– Конечно, принцесса, – кивает Фогель и облокачивается на прозрачный бок Штуковины, – если мы ее не запустим, она уничтожит все.

Руки у него дрожат. Он извлекает из нагрудного кармана бумажную коробочку, из которой достает белую палочку. Я с интересом наблюдаю, как он сует ее в рот и поджигает, потом тянет через нее воздух и выдыхает дым. Совсем как Ва, только у того дым идет уже из задницы. Милый, милый Ва. Почему я тебя не послушалась? Мне кажется, что я совершила глупость, пустив Фогеля к Штуковине. Или нет?

– Что это у тебя? – интересуюсь я. Посох никак не умещается в петле, туника немого завернулась. Наконец, я его прячу, сейчас он бесполезен.  

– Сига, –  безучастно откликается Фогель. Задирает голову вверх, опираясь затылком на бок замершей Машины.

Сига! Интересно. Подойдя к м’технику, я откидываю ногой неосторожного мусорного слизня и усаживаюсь рядом. Ну, естественно не совсем рядом, чуть в отдалении. Усаживаюсь и расправляю складки туники, все должно быть идеально. Спина прямая, ноги ни в коем случае не перекрещивать. 

– Сига? Как в песне? – спрашиваю я. Нависшая над нами башня отражает голоса. Серый камень в лишайниках и вьющийся по нему чахлый бордовый плющ. Плющ никогда не рос здесь, у Штуковины, нормально. Его ветки засыхали, а листва опадала, несмотря на то, что в Долине он создавал огромные заросли. 

– В какой песне?

Приходится ему объяснять про мафун и магию, распугивающую дермонов и дремучих крестьян. Я ему пою, стараясь чтобы было похоже.

– Это было худшее похмелье в моей жизни,

Всю ночь скотч, и шесть гамбургеров,

Пара сиг на завтрак — и только тогда я в порядке,

Ведь если ты хочешь жить круто,

Если хочешь жить круто,

Ты должен жить на крепкой, крепкой выпивке,

Крепкий, крепкий керосин!

Крепкий, крепкий керосин!

Фогель хлопает глазами, закашливается дымом и подпевает мне

– Крепкий, крепкий керосин! 

Мы сидим, облокотившись на бок Штуковины, и орем во все горло припев. Два потенциальных мертвеца у молчаливого палача, который убьет нас через месяц.