Одесское еврейство
Автор: СержВ продолжение вчерашнего блога за Одессу. Там зашёл спор за одесское еврейство. Ну, вот - где-то так:
Andante doloroso {не спеша печально}
Лев Блиндер ехал на работу. В его спортивной сумке лежал тщательно отутюженный фрак, сорочка с туго накрахмаленной манишкой и стоячим воротником с загнутыми углами, а в отдельном футляре лежали скромные запонки. Раньше фрак перед концертом ему готовила жена, но Раисы вот уже как шесть лет не стало, и теперь Блиндер гладит фрак сам. Случается это не часто, по правде говоря, совсем редко. Да и совсем износился фрак и манишка тоже...
Но вчера Блиндеру позвонили из театра и попросили поработать с оркестром на смотре художественных коллективов Одесской области. Поэтому он, бывший второй дирижёр Одесского оперного театра, едет сейчас в трамвае на работу. На этом трамвае Блиндер ездил в театр последние тридцать лет. Только раньше это был огромный пульмановский вагон с открывающимися вручную дверями и жутко завывающим при наборе скорости электромотором. Управлял этим чудищем из своей кабины ватман.
Потом появились новые рижские трамвайчики, в оркестр пришла молодёжь, ну, а Блиндер... Иногда он приходит в театр, просто так, без дела. Постоять в фойе, за кулисами, посмотреть на молодых, которые, кажется, абсолютно уверены в том, что никогда не будут такими, как он...
Когда-то его отец Семён Блиндер привёл маленького Льва к Вайсману, своему знакомому, который работал в одесской музыкальной школе №1, что в переулке Маяковского, недалеко от Дерибасовской. Так поступают многие еврейские родители в Одессе — на всякий случай проверяют у ребёнка музыкальный слух. Тогда Вайсман обнаружил у Лёвы сильные музыкальные способности, и Блиндеру-младшему купили маленькую скрипочку. Вот так гаммы, арпеджио и этюды на разные формы скрипичной техники на долгие годы стали спутниками жизни Блиндера. Сначала в музыкальной десятилетке имени Столярского, а потом в одесской консерватории.
После распределения Лев попал во второй состав симфонического оркестра оперного театра, а через два года, выступив в Варшаве на конкурсе скрипачей, он неожиданно для всех стал лауреатом. Не последняя роль в этом принадлежала скрипке, на которой Блиндер исполнял на том конкурсе скрипичный концерт Генрика Винявского. Тогда, за несколько месяцев до своей смерти отец, ни с кем не советуясь, купил эту скрипку у одного отставного полковника, отдав за неё все свои сбережения. Кто знает, может, если бы отец купил на эти деньги прописанные ему дорогие лекарства, то прожил бы дольше. Но Семён Блиндер купил сыну скрипку.
Выступление на конкурсе, принесшее Блиндеру звание лауреата, открыло ему дорогу в первый состав оркестра. Потом он год за годом пересаживался из самого дальнего ряда скрипачей оркестра всё ближе и ближе к дирижёру, пока, наконец, не стал первой скрипкой, а потом и вторым дирижёром оркестра.
Но его полдень так и остался в прошлом. Когда Блиндер оглядывался назад, то видел его сквозь череду прожитых дней. Этот полдень светил ему из того солнечного весеннего дня, когда председатель жюри скрипачей объявил его имя в числе лауреатов.
Потом уже к самому Блиндеру приводили мальчиков и девочек — проверить на всякий случай слух. При наличии хоть каких-то способностей Лев советовал родителям отдать ребёнка в музшколу. Но только, если это был еврейский ребёнок. Русского мальчика или девочку он пропускал только в том случае, если обнаруживал действительно сильные способности. Зачем напрасно мучить ребёнка?
Вот и вчера на репетиции — как пел этот русский мальчишка! Голос от природы поставленный, чистый, летящий! Ну и что? Что будет с этим пацаном с голосом Робертино Лоретти? Да ничего особенного.
«Не проворным достается успешный бег, не храбрым — победа, не мудрым — хлеб, и не у разумных — богатство»
Эту цитату он помнил со своей юности, когда отец однажды положил перед ним странную книгу в чёрном переплёте с золотыми буквами, составлявшими непонятное название — «Ветхий Завет».
Как же его звали... Кажется, он сказал — Валера. Ну, да... Симпатичный паренёк. Видно невооружённым глазом, что родители Валеры не водили его проверять на всякий случай музыкальный слух. Поэтому в лучшем случае будет этот пацанчик участвовать в художественной самодеятельности какого-нибудь завода. Петь в клубе. Нравиться бабам. Таким же, как и он побитым жизнью работягам. Да и то, это, если сильно повезёт.
А завтра... Завтра этот паренёк, скорее всего, ничего не почувствует. Просто не поймёт, что произошло. А ведь завтра будет его полдень...
Потом, став взрослым дядькой, он когда-нибудь оглянется назад и увидит сквозь водочное марево, как этот полдень будет мерцать ему едва различимой искоркой из его далёкой юности.
.
Presto agitato {быстро одухотворённо}
Кроваво-красные лучи четырёх световых пушек Большого зала одесского оперного театра выхватили из полумрака немую фигурку раненного шваброй Жосула, застывшего с зажатой в руке гранатой на самом верху Памятника. Полуживая от волнения Клара толкнула Воробьёва кулаком в бок, и он произнёс за Жосула финальные слова:
"Нам не ставьте памятник из бронзы
Что в нём — просто мраморная слизь..."
Памятник мрачно ответил:
"Пускай нам вечным памятником будет
В труде построенный тобою коммунизм!"
Внимательно наблюдающий за Кларой со своего дирижёрского пульта Блиндер поднял палочку. Оркестр, повинуясь взмаху дирижёра, заиграл вступление "Бухенвальдского набата". Кровавые лучи двух световых пушек синхронно развернулись и взяли в своё перекрестие Валета, стоящего перед микрофоном на переднем краю сцены.
Звенящий юный голос заполнил собою все пространство партера, перекрывая скрипки и литавры:
"Это вихрем атомным объятый
Стонет океан, Тихий океан!"
Вика изо всех сил колотила в доверенную ей корабельную рынду-набат, Клара держалась за сердце, а Лев Блиндер за своим пультом сделал резкую отмашку.
Валет молча застыл в перекрестии прожекторов с выдвинутой по-магомаевски вперед ногой. Сжатую в кулак ладонь левой руки он резко выбросил вверх. Оркестр, до этого только чутко оттенявший голос мальчика, повинуясь мощному посылу старого дирижера, обрушился на зал со всей своей силой.
Это было самое мощное звучание, на которое способен симфонический оркестр! Звучание, в котором были задействованы все инструменты — от первой скрипки до литавр!
Звук рынды потерялся в мощи звучавшего оркестра, и Вика отложила её в сторону. Непроизвольно сжав ладошки в кулаки, она не отрывала взгляда от застывшего в красных лучах Валета. На её глаза вдруг навернулись слёзы.
Девочки из 8-Д, зрители и даже муж Клары Исаак, который тоже пришёл на концерт в своём лучшем костюме — все в этот миг смотрели на Коновалова.
Это было настоящее оркестровое tutti!
И это был полдень Коновалова!
И только один человек в зале не смотрел в этот миг на Валета. Замирая от неведомого ранее чувства, которое внезапно заполонило всю её душу, Лена Дриженко не сводила глаз с маленькой крепкой фигурки на самом верху памятника. В этот момент она ещё не знала, что в окровавленной тельняшке, с перевязанной головой и гранатой в руке там застыла её судьба.
- * --
Не Даня Милохин, конечно, но что взять с совка...
.