На пастбищах декабрьского неба

Мавзолей Чупан-ата кажется не мавзолеем вовсе, хотя в нем есть  надгробие, укрытое, по обычаю, темно-зеленым бархатом. То ли кенотаф, то  ли впрямь здесь покоится кто-то из местночтимых суфийских наставников,  чье настоящее имя давно забыто. Впрочем, сам Чупан-ата, покровитель  пастухов и защитник овечьих стад, старше самых первых суфиев. Кто знает,  сколько ему тысяч лет, когда и на каких путях впервые прозвучало его  имя, когда закололи ему в жертву первую овцу. Чупан-ата  - персонаж мифологии древних тюрков, кочевавших в Средней Азии, пастух,  бродящий со своими стадами по надмирным пастбищам, незримый, но все  видящий, независимый от земных бед, но привязанный к земному раздолью. В  чем-то он сродни греческому Гелиосу (тоже обладателю богатых стад), в  чем-то - датскому Локеману, но при этом - сам по себе. Он известен по  всей Средней Азии; в Узбекистане, кроме Ташкента, с его именем связана  местность вблизи Самарканда, где расположено загадочное сооружение  времен Улугбека. На всех древних кочевых путях ему есть дом. Вот и  маленький ташкентский мавзолей XIX века выглядит таким домом. Смотришь в  темноту за открытой дверью и видишь огонь в очаге, казанок с кипящей  похлебкой и сидящего рядом человека. Он пробует похлебку - готова ли,  думает о чем-то своем, а по небу разбрелись овцы-облака. Щиплют  декабрьскую прохладу, трясут головой, когда на уши норовят сесть грачи, и  ждут, когда хозяин соберет их и снова поведет в дорогу.