Те, кто остались с носом

Давно известна теория о том, как расхитители гробниц отбивали носы египетским статуям. Когда мир был юным и бесхитростным, считалось, что статуя – это не просто изображение бога, а обиталище его духа. Пусть, несовершенное, оно способно вместить лишь часть божественной природы, но этой части всё же достаточно, чтобы запомнить какого-нибудь человечишку в лицо и спустя время покарать его проклятием. Поэтому тот, кто на свой страх и риск взламывал гробницу, первым делом тюкал молотком по скульптурным носам каменных стражей, охранявших сокровища. Ведь нос – обитель дыхания, воплощения самой жизни. Где же сосредоточена жизнь статуи, как не в носу? Как по мне, что-то в этом есть. Даже самое благородное лицо, изваянное с благоговением и трепетом, лишившись носа, приобретает вид глуповатый и потешный. Меньше пафоса, больше гротеска – неплохой принцип.

А вот при папе Иннокентии X тогдашние культурологи придерживались несколько иного мнения, и средоточием жизни считали, как видно, совсем другой орган. Поэтому с лёгкой иннокентьевой руки изваяниям в Ватикане ампутировали уже не носы, а причиндалы. Тем же проверенным веками способом: аккуратным тюканием. Любопытно, что на тюкнутое место после этого вешали фиговый листок. То есть, можно было бы обойтись и без ампутации, одним лишь листком – прикрыть и забыть; но, судя по всему, даже исполняя светоносный папский указ, тюкатели оглядывались на языческий опыт и совершали над скульптурами обряд кастрации.

Впрочем, будет о них, о несчастных, кастрированных и обезносенных. Собственно, я хотел представить вам тех, кому повезло больше других. Этих ребят никто не тюкал, а, если и случалась досадная оплошность, их тут же бережно реставрировали и заполировывали мастиками в тон. И нынче я могу без зазрения совести искать среди них прототипы своих героев из "Правды". Многих, вообще говоря, уже показывал, но они уж так хороши, что не грех показать ещё раз.

Акрион, ящитаю, больше всего похож на вот этого джентльмена. Не наклонностями и не характером, конечно; просто здорово совпадает типаж. Наверное, проживи Антиной при дворе Адриана чуть дольше – внешность претерпела бы закономерные изменения, связанные с дворцовой роскошью, патрицианской изнеженностью и всем прочим. А так был просто молодой парень с правильными, мужественными чертами лица и не слишком отягощённый раздумьями. Вылитый Акрион в начале книги. Но обратите внимание, как хмурится. Вот-вот головы полетят.

Александр Македонский, конечно, великий полководец, но тут его физиономия подходит больше не полководцу, а хитрому дипломату. Такому, который задумывает сразу десяток интриг и, скептически наморщив лоб, смотрит, как людишки мечутся, пытаясь выпутаться из сетей собственной тупости. В общем, отличный вариант для обманщика и пройдохи, который, однако, уже понимает, что сильней всего в собственных сетях запутался он сам.  

Артемида и Афродита – божественные прекрасные сестрички – прелесть до чего похожи на сестёр Акриона, Эвнику и Фимению. И, между прочим, они тоже сводные. Артемида, кроме того, очень точно воспроизводит позу из сцены, где Эвника просит Акриона опознать шрам на плече. А Афродита здесь непривычно грустная. В самый раз для бедняжки Фимении.

Следующих героев мне прислала читательница, интеллигентнейшая Ника Шаурова.

Киликий – точь-в-точь Демокрит авторства Маринали. Та же сатирова борода, обаятельная ухмылка, тот же задор в глазах.

Ночь Джованни Бонацца под этим ракурсом похожа на Мелиту, которая ещё не успела наломать дров и мило дурачится, изображая грусть-тоску. А кто это у её ног такой несуразный? А это её амбиции.

Замыкает скульптурный парад всамделишная Артемида Эфесская, увешанная гроздьями жертвенных тестикул. Орсилора, конечно, совсем на неё не похожа. Она не будет стоять и ждать, пока её украсят частями тел. Она всё сделает сама, быстро и эффективно. И, скорее всего, не станет украшаться, а употребит субпродукты в пищу. Но вот выражение лица – как будто она вас готова расчленить – схвачено неплохо.

И, наконец, пара 2D-изображений. Во-первых, роспись, которую мы в разговоре с друзьями единодушно назвали "Хальдер Прекрасная Пришла К Локсию Говорить О Важном Деле, А Он Не Хочет":

И сам Локсий. Единственный, для кого я не смог найти античного или барочного аналога, но зато подобрал идеальную актёрскую модель. Резкий, как землетрясение, и жесткий, как пережаренная котлета. Смуглый, суровый, пугающий. Вот такой был начальник у Кадмила.

На этом всё, друзья, и добро пожаловать на предпоследнюю главу!