Гид

2010 год.

Энрике Никора да Сильва был одним из лучших гидов на юге Испании, и к своим шестидесяти трем годам жизни и сорока годам работы экскурсоводом успел посориться со всеми коллегами, с которыми водил знакомство. Дело не только в том, что у Энрике склочный характер, нерушимые принципы, противная внешность маленького закопченого сморчка, хотя сам он любил повторять, что немного похож на Роберта Редфорда, но и в том, что Никора являлся убежденным коммунистом.

Семнадцать лет лидерства в коммунистической партийной ячейке Малаги — не шутка, хотя и из партии его поперли за непримиримость взглядов тоже.

До пенсии Никоре оставалось всего два года — он успел к этому времени победить рак легких (но курить так и не бросил), пятнадцать лет поообучать марокканских гидов их собственной истории(после выхода указа морокканского короля о том, что гидом по Марокко может быть только гражданин страны — урожденный марокканец, вдруг выяснилось, что в этой стране никто и понятия не имеет о родной истории), и перегореть на профессиональном поприще.

Оно и не мудрено — когда проникновенно вещаешь со слезами на глазах надломленным голосом, к примеру, об обстоятельствах исхода последнего султана  из Гранады, а тебя безпардонно перебивает какой-то толстый американец, и спрашивает о том, где в Гранаде можно купить хорошие трусы, и такое происходит регулярно, из года в год, прекращаешь "метать биссер перед свиньями", и перевоплощаешься в старого скрюченного сухаря, который толдычет одно и то же, про какие-то закусочные, экскурсионное расписание, миндаль, оливки....и трусы.

Многое изменилось в жизни Никоры, когда к нему в туристический автобус начальство стало подсаживать молодого русского гида.

Андрею тогда уже стукнул тридцатник — не так уж и зелено, но в профессии гида он был новичком, потому все еще горел стремлением просвятить туристов о великих свершениях, о римлянах и карфагенянах, фламенко и цыганах — обо всем ярком, чем могла похвастаться Испания.

Первая реакция Энрике на появление Андрея, как гида для русской группы в интернациональном автобусе, была примерно такая: "Что этот молокосос себе позволяет? Почему не переводит дословно мои речи русским? Нужно поставить на место этого выскочку!".

Никора осаждал Андрея ежемоментно:

— Почему ты русским рассказываешь дольше по общему микрофону, чем я на каждом отдельно взятом иностранном языке? Это дискриминация нерусских туристов!

— Просто я говорю не про булочки с миндалем, а о великой истории Испании...вот потому и моя речь кажется длинее, хотя это и не так.

— Не нужно туристам это, хотя, знаю, что русские более начитанные, чем какие-нибудь англичане, для которых изучение испанской истории, как поход в зоопарк, но твои люди на от-ды-хе, помни об этом, на черта ты их грузишь всякими финикийцами и инквизиторами?

Каждый раз подобный разговор заканчивался на повышенных тонах(со стороны Энрике) и вырыванием микрофона из рук русского коллеги.

Андрей продолжал делать все по своему, а Энрике, хоть и бесился и регулярно затевал прелюдные истерики, быстро оттаивал, и уже за обедом, жестко хлопал Андрея по плечу, норовил "по отечески" ущипнуть русского гида за щеку, и уже спокойным тоном поучал:

— Думаешь, я не знаю, что ты там русским втираешь? Я слышу все маячковые слова — имена и географические названия, и знаю, что ты им несешь. Какой на хрен Черный Даглас, какой, к чертям собачьим, фаворит шотландского короля Роберта Брюса, мы, блять, по Испании колесим!

— Ну так, он же погиб здесь.

— Где это здесь? В пятидесяти км. от того места, где ты начинаешь говорить об этом?

— Между местом гибели и нашей трассой только оливковые сады, о них чтоли говорить?

— Да, блять, и еще раз да! Ты что думаешь, сюда все доктора наук на отдых слетелись? Хорошо, если парочка таковых за все лето будет, а ты вещаешь информацию широким массам...

— Во первых, англики у тебя каждый день разные, а мои русские прилетают на неделю, или на десять дней, и берут весь комплект экскурсий, либо не покупают их вовсе, и я не могу им трындеть об оливках каждое утро, а делают это лишь по средам, на пути в Севилью — я не могу себе позволить повторяться. Во вторых, они все смотрели фильм "Храброе сердце", тем удивительнее для них обнаружить параллель истории Шотландии с Испанией, и узнать, что "Храброе сердце" заканчивается именно в этих местах...

Энрике вел себя покровительственно по отношению к Андрею — как строгий дед с внуком-оболтусом, и показав назидательным тоном "кто здесь главный", всякий раз оказывался сломленным аргументами Андрея, и чтобы не потерять перед ним лицо, начинал рассказывать ему историю того же Черного Дагласа в таких мельчайших подробностях, какие невозможно было отыскать ни в одном интернет-ресурсе.

Так оно и продолжалось несколько лет к ряду — на словах, русский гид для Никоры являлся лютым врагом, в душе же полюбил его, как внука, и уже в шутку любил выговориться водителю Кристобалю: "Этот русский гад опасен для нашей профессии, он заставляет думать немцев, англиков и прочих французиков, что он единственный знающий человек в фирме, а ведь мы не знаем точно, чего он несет русским на своем швшвсшвш, зато этот черт полосатый, знает о чем рассказываю в автобусе я, и остальные пятнадцать иностранных гидов, с которыми ему тоже приходится ездить."