Страшно и хорошо

Воды времени мутны, как река Хуанхэ,

и текут испокон закольцованным руслом.

Бог кричит в землепашце и спит в пастухе,

нож поёт песню смерти в руке заскорузлой,

зреют яблоки, персики — словом, плоды,

обрываются вниз, открывая законы.

Всё, что было, то будет, а выбор твой — дым,

и любой прометей цепью долга прикован

не к скале, так к идее — поди разберись,

кто играет тобой и чьи нити ты держишь.

Всё — от Слова, а значит, случайно, как мысль,

и несётся сознанье — кружащийся дервиш

через вечную тьму, что не помнит себя,

потому и растёт, из себя расширяясь.

Человек многомерный — и грешен, и свят —

в знак вопроса изогнут, как робкий гаммарус;

человек плоскостной, что сомнений лишён,

тем не менее, тоже лишь знак препинанья

в книге мёртвых царей.

Страшно и хорошо,

и молчит назарянин.

Под пальто укрывая четыре крыла,

керувимы гуляют в сквозистой аллее,

и течёт по стволам золотая смола.

Липы в срок зажелтели,

клёны сочный багрянец роняют у ног,

украшая дворы и дворцы человеков,

и листва за машинами кружится, но

тяжела, как любовь, поступь юного века.