Калинга

Обучать юных послушников монастыря Чиланзар медицине, было основным занятием брата Калинги.

"Хороший ученик — это тот, который внимает каждому слову учителя, и умеет употребить полученные знания в дело наилучшим образом" — гласила монастырская максима, но Калинге ее всегда было мало:

— Хочу, чтобы студиозус поразил меня, чтобы заставил почувствовать меня ничтожеством рядом с ним, — рассказывал Калинга настоятелю Ильясу, — хочу видеть искрящийся мыслью взгляд, хочу ощутить жжение по всему телу от дерзости заносчивого, но талантливого юнца, чтобы иногда хотелось убить его, а иной раз приголубить по отечески.

— Хм, — хмыкнул после долго молчания преподобный Ильяс, — а ты уверен, любезный Калинга, что путь наставника — твоя стезя?

— Медицине обучен, обучать обучен, более ничему не обучен, — перечислил Калинга свои таланты, — какая еще стезя мне подходит?

— Быть может, ты тот человек, которому место рядом с Великим?

— Поясните, преподобный, — скороговоркой выпалил Калинга, — что-то ум за разум тонкой лепешкой в трубочку сворачивается, но все без начинки... Чему я могу обучить Великого?

— Зачем обучить? — улыбнулся Ильяс, — если наставничество тебя тяготит, то к чему цепляться за навыки? Можно просто быть рядом, поддержать когда, подбодрить, а то и выговор какой учинить, на дружеских правах, это как офицеру, порой, хочется примкнуть к овеянному легендами генералу, и не особо важно — куда он армию ведет, какие цели преследует. Быть рядом с вершителем истории — дорогого стоит, и всяко лучше, нежели за бездарем влачить свою судьбу, в серый прах еще до смерти ее обращая.

Калинга, в задумчивости почесал лысину, и спросил:

— Есть на примете такой, кхм, генерал?

— Однажды, в наш мир явился вестник кары Господней, — начал Ильяс то ли притчу, то ли факты глаголить, — вестник явился, а запроса на кару Божью, вроде как нет. Он и раньше нарождался в былые эпохи, но на этот раз что-то пошло не так — либо вестник знаки свыше читать разучился, либо бес попутал, либо нет на этот раз у него никакой миссии, либо все вместе взятое, и еще что-нибудь до кучи.

— Альмогласт, — догадался Калинга, — твой воспитанник, монастырь пять лет тому назад покинувший...

— Он. — Флегматично кивнул преподобный.

— Зачем такому как он, нужен такой как я?

— Врачеватель надобен, но не обязательно ты, учитель не нужен, а от верного соратника никто не откажется. Тебе такой спутник подходит: куда идет — сам не ведает, зачем идет — придумает когда дойдет, а тебе какая разница, главное, искры из глаз, пожар разжечь норовящие, будут всегда тебе на рясу сыпаться, дыры до исподнего прожигая.

— Ты — лучший учитель из тех, кого я когда-либо знавал, — заявил Калинга, — ответь мне, почтенный Ильяс, почто цель Альмогласту не вручил, когда он у тебя в учениках хаживал?

Настоятель рассмеялся, а после ответил:

— Порядок Хаосу —  не наставник.

Калинга вздрогнул, и три длинные одинокие волосинки на лысине затрепетали торчком:

— Не лишусь ли души бессмертной, бок о бок с порождением Хаоса по жизни ступая? — забеспокоился Калинга, — Алмогласта уже сейчас частенько величают не иначе, как Лжепророком.

— А зачем тебе бессмертие души, если тяготит оное: воспитывая оболтусов, в коих ты "искры" не замечаешь — мучения свои на нелюбимом поприще продливаешь. Они — мучения, нужны ли тебе до скончания времен?

— Странно слышать слова такие от настоятеля монастыря. Странно и боязно. — сконфузившись, пролепетал Калинга.

— Странна жизнь наставника, нелюбящего своих послушников, от зова сердца нос воротящего.

Странным слыл преподобный Ильяс, супротив "Священного писания" речи вещающий; странным был Лжепророк - Альмогласт, неторными дорогами ступающий; странным стал и брат Калинга, на поиски Лжепророка отправившийся.