Исполняющий желание

- Как вы мне все надоели! – Сантория в сердцах так хлопнул створкой окна, что стёкла опасно задребезжали. Он рухнул на кровать, драматическим жестом сжимая виски. Зачем, зачем он так неосмотрительно открыл окно своей кельи накануне новогодней ночи! Называется - впустил немного свежего воздуха. Там опять стояла эта толпа – ждущая, жаждущая, требующая, нетерпеливая в своём ожидании. С записочками в одной руке и бокалом шампанского в другой. Это чтобы сжечь, пепел в бокал, и под бой курантов… ну, вы поняли. Группа дам приличных размеров – группа, а не дамы, хотя и дамы в большинстве были немаленькие – размахивали красными труселями, готовясь закинуть их на люстру. Труселя были, ессессна, тоже размеров нескромных. В сторонке неприметно стояло несколько человек со свечками в руках. Вот к ним стоило присмотреться повнимательнее, хотя по опыту – чаще там было всё пустое. Толпа напирала, возбуждение росло с каждым движением минутной стрелки, приближающейся к заветному воссоединению со стрелкой часовой в самом зените цифрового круга.

Если бы было можно, он бы сказал: «Да будьте вы прокляты!». Но он только простонал:

- Господииии… Кто бы только знал, как они мне все на-до-е-ли!

Тот, к кому он обращался, несомненно знал. Ведь это именно по Его рекомендации сто лет назад Сантория был назначен одним из Исполнящих желания с правами сотворения чудес. Правда, права эти были несколько ограничены. Именно на чудеса. Желания, особенно мелкие, можно было выполнять практически в неограниченном количестве – только поворачивайся. Но здесь нужно сказать, что Использы – так бухгалтерские серафимы прозвали Исполняющих желания – славились на весь Райский край своей ленью и неповоротливостью. А вот чудеса выдавались в ограниченном количестве. Кому сотворить чудо – Использы решали сами. Когда Старший Серафим читал только-только назначенному на должность Санторию лекцию о правах и обязанностях, призывал проникнуться, отнестись, включиться и прочее бла-бла-бла… все, как один… и недалёк тот час… Сантория думал о том, что здорово было бы на прибавку к жалованью обновить оперенье на крыльях и апгрейдить арфу. Потом он об этом жалел. Что не слушал. Потому что зрелое зерно в велеречивых словоизлияниях старикана было. Сантория понял это уже намного позже. Когда он раздаривал чудеса налево и направо, организовывая глупым влюблённым якобы случайные и жутко романтишные встречи, а потом вдруг обнаруживал мать, плачущую над кроваткой больного ребёнка. Судорожно шарил по дну своей торбы, но чуда не происходило – новые чудеса там не появлялись просто так, сами по себе. Завскладом, архангел Ирадиил, бывший когда-то хорошим знакомым его бабушки, пару раз шёл ему навстречу, но потом, постучав костлявым пальцем по лбу Сантории, сказал:

- Головой думай, парень, головой. Чтобы чудеса правильно творить, хорошую голову иметь надобно, - и почему-то вздохнул.

Очень хотелось залезть под одеяло в кроватке своей маленькой уютной кельи и проспать всю очередную новогоднюю ночь. «Нельзя, нельзя, что вы, что вы», - замахал на него руками Старший Серафим, когда Сантория однажды – больше в шутку – обратился к нему с такой просьбой.

- Низззяяяя… - противным голосом передразнил Сантория Старшего Серафима. И тяжело вздохнув, слез с кровати.

Я хочу сотворить чудо

Тем, кто о нём не просит.

Обычным, хорошим людям,

Кто чудо не ждёт в гости.

Тем, кто живёт не робея,

Просто живёт и любит.

Они привыкли к потерям.

У них солёные губы.

Они не играют в игры,

Не верят ни чёрту, ни богу.

И счастье разных калибров

К ним не ищет дорогу.

Не носят из лжи одежды,

Живут наотмашь, не средне.

Любовь, а совсем не надежда

В них умирает последней.

Хочу. Но выходит натужно.

У арфы опять простуда...

Им ничего не нужно,

Они уже сами – чудо.