Почему выродилась «твёрдая научная фантастика»

Благодаря Ingrid Wolf узнал, что сегодня, 2 января, отмечается День научной фантастики.

Самое подходящее время обратиться к одной из вечных тем — «кризису НФ».

Многие скажут, что проблема «кризиса НФ» надуманная: каждый год индустрия развлечений выбрасывает в мир тысячи книг, фильмов и видеоигр, которые можно с известной мерой допущения отнести к научной фантастике. А можно и без допущений, ведь жанр живёт и, как полагается живой материи, регулярно производит отпочкования в виде поджанров и субподжанров,

Но даже оптимисты согласятся: из научной фантастики что-то безвозвратно ушло. Тот жюльверновский и гербертуэллсовский дух, соединяющий рациональный расчёт и романтический восторг. НФ перестала быть гимном победоносному разуму, ведущему человечество из безусловной тьмы к безусловному свету.

Как глаголет святая Википедия, появление [научной] фантастики было вызвано промышленной революцией в XIX веке. Скажем шире: научная фантастика — это художественное выражение идеи Просвещения и Прогресса. Идеи, которая с середины XVII и примерно до середины XX столетия завоевала умы Западного мира.

Вкратце эту идею можно выразить так: наука уже сделала мир лучше, а вскоре превратит его в рай земной.

Наивная экстраполяция, но у людей того времени были все основания так думать.

Пар и электричество, бензин и керосин освободили тысячи работников от изнуряющего скотского труда, сделали доступными тысячемильные путешествия. Проволочный телеграф, а затем и радио позволили моментально передавать известия через океаны и континенты. Анестезия и антисептика превратили хирургические операции из пытки с сомнительным результатом в прогнозируемое лечение, а прививки и научно обоснованная санитария смогли обуздать болезни, которые выкашивали целые города и страны.

Научно-технический прогресс шёл рука об руку с общественным. Потомственные самодержавные монархи — их страха перед бунтом или заговором — не все и не враз, но уступали частицы власти народным представителям. Выходили из употребления пытки, а затем и телесные наказания. Постепенно повсюду было уничтожено рабство во всех его видах, упразднено неравенство сословий и закреплено равенство граждан перед законом. Наёмный труд получил законодательную защиту и право на достойное вознаграждение. Одно за другим, правительства передовых стран вводили всеобщее образование для детей и молодёжи, неуклонно росло число просвещённых и просто грамотных людей.

И, конечно, планетарным очагом прогресса был Запад. Белый джентльмен — умный, образованный, умелый, сдержанный и бесстрашный — подобно эсхиловскому Прометею, нёс свет Прогресса по всему миру. Никакого расизма — просто факты. Достаточно вспомнить, что англичане истребили в Индии «уважаемую» традицию самосожжений вдов и удушений одиноких путников во славу Кали, а русские убедили власти подвассальной Бухары отказаться от зверских казней, превращаемых во всенародные увеселения. Это — не считая прокладывания железных дорог, строительства фабрик и борьбы с эпидемиями.

Началом конца эпохи Прогресса — точнее, эпохи веры во Всеблагой Прогресс — стал 1914 год, а к середине XX века человечество смотрело в будущее хмуро. Выяснилось, что полковник Кольт не только сделал людей равными, но и упростил работу палачам. Что наскоро обученный грамоте простолюдин скорее внемлет листовке «Грабь награбленное!» или кровожадному дацзбао, чем брошюре о профилактике холеры или семипольном севообороте. Что летательные аппараты тяжелее воздуха могут нести бомбы, а атом может быть далеко не мирным. Что по железным дорогам очень удобно перевозить рабов на «великие стройки». Что дым из фабричных труб — это не только тысячи пудов стали и меди и тонны алюминия, но также кислотные дожди и мёртвые реки, а осушение болот не только спасает от малярии, но и способствует опустыниванию...

Белый джентльмен из всемирного просветителя стал алчным колонизатором, уничтожающим самобытные древние цивилизации и устраивающим геноцид добродушным туземцам («благородные дикари» тысячелетиями успешно угнетали и истребляли  друг друга без участия проклятых белых захватчиков, но это детали)..С другой стороны, выяснилось, что святой простой человек ментально немногим отличается от первобытного охотника или селянина «Тёмных веков». Освобождённый силами прогресса от ежедневной борьбы за физическое выживание, он не занялся самосовершенствованием, не бросился к сокровищницам мировой науки и культуры. Наоборот, пошлость, дикость и мракобесие всех сортов успешно овладевает умами масс, используя возможности современных СМИ.

Вдобавок выяснилось, что прогресс вовсе не так стремителен, как представлялось Уэллсу или Беляеву. Мы не живём по сто двадцать лет, освоение даже ближайших планет Солнечной системы невозможно. Яблони на Марсе не зацветут.

Учитывая тенденции политической моды во всём мире, логичнее ожидать, что на Марсе, если его удастся терраформировать в ближайшие 20-25 лет, будет создан концлагерь основано коррекционное поселение для отрицающих Новую Этику и Новую Нормальность. Хотя это уже фантастика — в современном, антиутопичном духе. Практически вся современная полумягкая НФ проникнута духом антиутопии: за последние сто лет люди поняли, что от им от себя ничего хорошего ждать не приходится.

Научно-техническая мысль изменила мир неузнаваемо, бытие современного горожанина из не самых состоятельных слоёв покажется человеку из недавнего прошлого — сказкой. Объективно мы живём лучше и комфортнее, чем жили граждане самых богатых и благополучных стран ещё на рубеже XX-XXI столетий. Но массовое преклонение перед Всеблагим Прогрессом, вера в неизбежный Золотой Век в будущем — ушли. И время жюльверновской и беляевской фантастики, рационально-научной и гуманистически-оптимистической, тоже ушло.

По-видимому, навсегда.

Авторское послесловие:

Не стану претендовать на 146-процентную оригинальность. Ещё Андрей Балабуха в статье «Герой без героики, или Между альфой и омегой» писал о разочаровании в Прогрессе как о причинах взрывной популярности фэнтези. Правда, и век «классической» фэнтези оказался немногим дольше «золотого века твёрдой НФ», но это, как говорил чеховский герой, уже из другой оперы.