Подвешенный потомок

Ночь три раза сменяло сначала ласковое тепло утра, а после невыносимые объятия света Ирвальда. Местами его касания прожгли кожу, в иных - иссушили мышцы и обнажили кости. Но день не был хуже ночи. Ночью он оставался наедине с собой и с тем, чтобы ему уготовано.

Много чёсов он не испытывал жажды, много чесов не знал голода, но сейчас это все вернулось - остро и мучительно, как в те последние дни что их запечатлели в памяти немертвого. И не это было главным блюдом?

Нет. Не это. Ожидание. Размышления. Приторно-осклизлый страх впустить того, кого он спас эти многие и многие дни и гвэ назад и который безмолвно приходил к нему в темноте и тихо шуршал костями под ветвями, к которым был подвешен навеки молодой некромаг. Разрешить ему отобрать то, что вернулось к нему на эти мимолётные тоны ужаса, боли, но такого сладостного ощущения воздуха в легких, тонких шёпотков ветра в перьях воротника и... сладостной дрожи предвкушения? О Ланкавр, да что же с ним происходит? Откуда эта странная примесь удовольствия в занемевших членах и обреченное ожидание в попытках прислушаться к трению костей там, внизу. Погонщик упаси!

Вероятно, это будет фрагментом и обложкой к рассказу(а то и повести) под называнием "Избавление от разложения".  Ваше мнение?