На её пальцах кольца Сатурна

— А этого педофила возьмём с собой?

— Серёгу? Конечно.

— А он педофил?

— Да, в него Маша влюбилась.

— С чего ты взял?

— А ты не видишь? Даже Ленка заметила.

— Вот педофил! На вырост взял? Научи её оливье готовить. Она небось картошку сварить не может.

— Приземленная ты субстанция, — ответил Виталя, — всё бы тебе пожрать. У людей может быть любовь.

— Серёга, ты серьёзно? Вы теперь с Машей вместе?

— Ты вообще-то с её мамой спишь. Если я педофил, то кто тогда ты?

— Кстати, да, Артём, вот чья бы корова мычала? Тебе восемнадцать, а Ленке сколько?

— А хрен её знает, 34, кажется.

— То есть у вас разница в 16 лет? Ну вот, а Маше 13, у них с Серегой получается всего лишь 6 лет разницы.

— Да он просто не хочет быть с Серёгой родственником, — ржёт Виталя, — Артём встречается с мамой, Серёга с дочкой — это ж вроде как уже семья получается.

— А ты походу завидуешь? — отвечает Артём.

— Чуваки, идите в жопу. У нас с Машей ничего нет.

— Тогда что у вас?

— Ничего вообще.

Зависла пауза, каждый шёл и думал о чём-то своём.

— Педофил, — резюмировал Виталя через минуту.

Это происходит очень просто. Молодые, безбашенный студенты-первокурсники, не обремененные никакими заботами, веселятся и тусуются у своей бывшей учительницы истории. Очень быстро один из них оказывается в её постели, а тринадцатилетняя дочь ведет себя на удивление тихо и молчаливо, но в какой-то момент все вдруг понимают, что Маша влюбилась в Серёжу.

Маше не нужно ничего говорить. Не нужно красноречиво смотреть на объект влюблённости или пытаться подловить Серёжу где-нибудь в коридоре, пока никто не видит. Всё непостижимым образом уже висит в воздухе.

Говорят, что при общении, 80% информации передаётся так называемым невербальным способом, то есть за пределами слов. Каким образом это работает, чёрт возьми? Почему мы понимаем что-то без каких-либо очевидных доказательств и свидетельств? Можно ли объяснить эту странную способность людей считывать психологическую и социальную информацию?

Никто ничего не говорит. Никто ничего не делает. Все всё понимают.

Всего этого конечно же было недостаточно и требовался научный эксперимент, какое-то более ощутимое подтверждение очевидных вещей. Как узнать, влюблена ли в тебя школьница? Очень просто: нужно бросить в неё конфету. Через две минуты завяжется борьба, а уже через три минуты она завалит тебя на пол.

Маша сидела на мне, упираясь поцарапанными коленками в махровый ковёр, заламывала мои руки и смеялась. В её глазах горел задорный огонёк, волосы растрепались, а от футболки пахло потом. Рядом валялись разбросанные по полу сладости вперемешку с осколками керамического домика, который мы разбили своими неуклюжими задницами, когда боролись.

Керамические домики. Про них нужно рассказать отдельно. Это специфический хэндмейд из Прибалтики. Сделанные из керамики, очень тонкая работа, невероятно красивые. Если выстроить их в ряд, то получится целая улица, на которую можно долго смотреть и фантазировать, представляя, как по ней проезжают купцы и гуляют барышни. Ещё, эти домики были пустыми внутри и сделаны так, что можно было установить свечку и тогда, в окнах загорался волшебный и таинственный свет, добавляя волшебства и дополнительную пищу воображению.

Ленка их очень любила, коллекционировала и гордилась.

Один из таких домиков был безнадежно расколот, его куски разбросаны и перемешаны с шоколадом, а виновники преступления терлись друг о друга, хихикали и наслаждались содеянным.

Маша была в восторге: ей доставляло удовольствие испортить то, что очень дорого маме, особенно, с участием парня, который старше на шесть лет, да ещё и симпатичен. Сама Ленка в этот момент в соседней комнате занималась сексом с моим другом, а на кухне Виталя с Шуриком вели тихую беседу под музыку. Вечер был крайне многообещающим для всех.

Эксперимент удался: невинная провокация сработала, как лакмусовая бумажка, выявив и подтвердив то, о чем мы все и так говорили. Это была самая что ни на есть пиррова победа: ты рад, но сам не знаешь чему и никакого удовлетворения от этого не испытываешь. Делать то теперь что? Никто не собирался встречаться с нимфеткой. Ленка слишком хорошо нас всех знала и по большому счёту, манипулировала всеми нами. Однажды она сказала:

«Мужчины, которые любят женщин бальзаковского возраста — истинные эстеты». Это был приговор и диагноз. Когда она произнесла это, кто-то внутри меня кивнул головой. И сама Ленка знала, что она права, поэтому, её нисколько не беспокоила машина влюблённость в Серёжу. Ленка знала меня, как облупленного. Она доверяла. Глупо, конечно, разве можно доверять восемнадцатилетнему придурку?

В голове проносились пулемётные очереди из воспоминаний последних дней, фразы, диалоги. Я внимательно разглядывал ту, которая зажала меня своими бёдрами, дышала в лицо, улыбалась и ждала реакции.

У Владимира Семёновича есть прекрасная песня про «того, который во мне сидит».

Тот, который во мне сидит, улыбался и красной мигающей лампочкой спрашивал: «Ты точно этого хочешь? Ты точно этого хочешь?» Он даже не пытался воспитывать и поучать. Чего ты хочешь, чёрт тебя дери?

Мой послужной список на тот момент:

1. Десяток бестолковых сверстниц, к которым я не чувствовал ничего, кроме равнодушия. Скучные. Бросил всех ещё до первого поцелуя.

2. Первый настоящий сексуальный опыт с девушкой, которая увидела что-то во мне, но я настолько не верил в реальные чувства, что быстро разочаровал её и она меня бросила.

3. Одноклассница, которой я признался в любви, поцеловал, и она ответила мне взаимностью. Единственная девушка, которая относилась ко мне по-настоящему тепло. Просто забыл про неё, без всяких объяснений, из-за чего она впала в депрессию и почти ничего не ела несколько месяцев. Мне было на это плевать.

К восемнадцати годам я уже знал, что способен своими действиями или бездействием уничтожить другого человека. Уровень самооценки был настолько низок, что мне было трудно поверить в простой факт: есть люди, которым я небезразличен. И эти люди страдают из-за меня.

Некоторое время хотелось научиться некоему тайному искусству,что-то типа волшебства, но Ленка очень хорошо рассказала, что такого искусства не существует:

— Слушай, Лен, объясни мне пожалуйста одну вещь про женщин. Существует ли какой-то способ оставить женщину, но не сделать ей больно? Ну, не знаю. Какая-то тайная техника.

— Это невозможно. Такого способа не существует. Что бы ты ни делал, ты сделаешь ей больно. Можно организовать всё так, чтобы она сама избавилась от тебя, думая, что это она тебя бросила, но даже это не даёт никакой гарантии. Она бросит тебя и будет страдать.

«Мы обречены делать больно другим и себе», — думал я, когда смотрел в весёлые машины глаза.

«Чего именно ты хочешь?» — спрашивал тот, который во мне сидит.

В конце концов победили равнодушие и здравый смысл. Напряжение, резкий рывок и мы перевернулись. Она оказалась на полу, подо мной, в глазах неописуемое счастье.

— Хочу чаю, — сказал я, вырвался из объятий, встал на ноги и безразлично пошел на кухню к корешам.

Виталя с Шуриком бурно говорили. Кажется беседа плавно переходила от пойманного на рыбалке карася к творчеству Сартра. Маша убежала в ванную.

Эти кухни в хрущёвках всегда обладали каким-то необъяснимым очарованием. Маленькие, тесные, но именно там всегда все собирались. Именно там обсуждались все самые главные вселенские вопросы, решались судьбы мирозданий.

На подоконнике стоял кассетник, в котором крутилась плёнка, а из колонок доносилось:

Кто-то режет в ванной вены,

От любви трясутся стены,

А мы пьем на кухне водку

С Джими Хендриксом втроем.

Водки не было. На столе стоял огромный глиняный чайник, в котором Ленка всегда заваривала для нас какой-то травяной чай. Когда он заканчивался, мы просто доливали в него кипяток и спустя пятнадцать минут его можно было снова пить.

На столе, как обычно царил бардак. В одной из многочисленных чашек остался недопитый кем-то чай. Крупные, размокшие чаинки кружились в янтарной жидкости, словно рыбки. Глухим фоном доносились голоса друзей. Такие близкие и родные. И такие до тошноты надоевшие. Накатила тяжесть и грусть: как же всё это достало! Как же хочется встретить настоящую, взрослую подругу, с которой можно трахаться без остановки и говорить обо всем на свете!

Уперевшись подбородком в кулаки, я медитативно разглядывал чаинки в чае. В тот момент я ещё не знал, что через несколько месяцев Маша увлечётся своим одноклассником и к моей великой радости забудет про меня, а я встречу ту, о которой так давно мечтал и всё у меня будет хорошо.

Из сборника "Микро"