По направлению к Арагарте

Эльф не казался перспективным, но Седой склонялся к тому, что надо брать, что послано судьбой, так как другого шанса пришлось бы ожидать еще долго: дорога не из людных, и когда на ней появится еще один одинокий путник, совершенно неизвестно. Впрочем, слова были какие-то не те. И дорога — не дорога, а скорее тропа, звери и те к водопою бо́льшие тропинки прокладывают; и людной эту тропку нельзя назвать, потому что люди по ней ходили редко, а больше ходили эльфы. А сказать о дороге, что она эльфная или неэльфная, как-то язык не поворачивался. Вчера по тропе прошла группа мужчин, женщин и детей, нагруженная корзинами с какой-то сельхозпродукцией, сегодня с самого раннего утра проехали верхом на оленях трое охотников. И тех, и других трогать не стоило, эльф нужен был одинокий, да и при захвате одинокого эльфа могли быть проблемы: верткие эти твари и сильные как животные.

Место для засады было выбрано хорошее: лес здесь отступал в обе стороны от речушки, открывая широкую заболоченную пойму, где ничто не напрягало зараженный подозрительностью взгляд: деревьев нет, кустов нет, высокой травы тоже, если не считать прозрачнейших пучков мятлика на некоторых кочках. И все это болото заросло стелющимся ковром из какого-то ярко-зеленого растения, усыпанного оранжевыми цветочками. Ковер редко где доходил до колена; крупные блестящие листья и толстые полые стебли ломались под сапогом с сочным хрупом. Был бы Седой ребенком, его бы этот смачный звук до восторга восхищал, а так раздражал немеряно: куда ногу ни поставишь — хруп да хруп. Хорошо еще, на смену поломанным растениям откуда-то брались другие и следов за идущим не оставалось.

Мост через речку был типично эльфийский: ствол дерева, переброшенный над водой, да не просто так ствол, а, собственно, растущее дерево, которое заставили расти не ввысь, а в бок. Крона, лежащая на противоположном берегу, была, мягко говоря, хиленькой; похоже, что дереву это неестественное положение не сильно-то и нравится, так что крона просматривалась насквозь, и спрятаться в ней мог разве что какой-нибудь лесной птах.

Ребята старательно притворялись кочками, заросшими хрупко-зеленой дрянью, специальная настойка отбивала людской запах густой вонью гниющей травы, так что обнаружить их мог разве что охотник, знающий, что тут запрятались пять человек. А простой эльф, да даже и неосведомленный охотник просто пройдут мимо.

Одинокий эльф, приближающийся сейчас к мосту, охотником вроде бы не был. Охотники да воины обычно рядятся в зеленое, этот одет в бурое, а в коричневом да сером у эльфов обычно простонародье ходит, крестьяне да ремесленники. Да и рост... На глазок Седой определил рост прохожего как средний для людей, а для эльфов получалось — мелковат. Возможно, малолетка, но эльфийские дети в одиночку обычно не путешествуют, взрослые их далеко от себя не отпускают. Значит, все-таки эльф из простых, среди них попадаются низкорослые. Он и вооружен был не по-благородному — на боку висел нож-сучкоруб длиной больше локтя, по сути, слегка укороченный тесак, оружие, надо сказать, довольно серьезное, потому что молодое деревце такой нож мог смахнуть, как коса былинку. Что уж говорить о человеческой плоти. А значит, надо не дать эльфу дотронуться до ножа.

Седой дал команду приготовиться.

А эльф взял да и свернул в сторону, не доходя до моста. Пошел вдоль берега, разглядывая что-то в воде, потом оглянулся, выбрал кочку посуше, бросил тощую котомку, расстегнул пояс с сучкорубом, аккуратно положил рядом, выскользнул, как змея из шкурки, из одежды, и пошел голышом в воду, на ходу сорвав и сунув в рот один из зеленых хрупких листочков. Зашел в воду примерно по пояс и замер, разглядывая что-то у себя под ногами. А листочек и во рту у него — хруп-хруп. Вкусный, наверное. Седой даже слюну сглотнул, так захотелось попробовать.

Тело у эльфа было такое, какие Седой именовал многообещающими, если видел у людей. Ни единой жиринки, ни бугров лишних мускулов. Жилистый. Быстрый, сильный, опасный. Впрочем, эльфов жирных не бывает, а в бою все эльфы быстры, сильны и опасны. Оставалось только надеяться, что мелкий простолюдин все же не таков, как рослые воины. К тем в рукопашной вообще лучше не соваться.

Эльф вдруг быстро наклонился и тут же выкинул на берег что-то длинное, вроде змеи. Длинное забилось на берегу, вероятно, стремясь обратно в воду, но эльф не обращал внимания, неспешно шел по течению, вглядываясь в воду. Раз! — эльф снова выдернул из воды что-то такое же. «Рыбу ловит, — сообразил Седой. — Угри, что ли?»

Люди дали эльфу поймать третьего угря, а потом встали и подошли ближе.

Эльф оглянулся без опаски, но замер, увидев людей.

— Спокойненько, — тихо и даже как будто ласково попросил Седой. — Выходи на берег и становись на колени. Без лишних движений.

Эльф скосил глаза на взведенный арбалет в руках у Стрижа и медленно вышел на берег, опустился на колени. Он и в самом деле лишних движений не делал, у человека так не получилось бы. Просто замер в слегка напряженной позе и больше не шелохнулся. Как статуй какой. Вроде как и человеческое, но совершенно кукольное лицо, глаза приятного светло-карего цвета (полукровка, что ли? У чистокровных не бывает карих глаз. Наверное, потому он и невысокий такой). Реснички помаргивают — все-таки волнуется. Длинные светлые волосы убраны в два высоких хвостика, совсем по-девчачьи.

Молодой. Можно даже сказать, совсем юный.

Седой кивнул Бобру. Тот подошел к эльфу со спины и защелкнул у него на шее ошейник подчинения. Эльф медленно поднес руки к горлу. Двигаться ему не разрешали, но теперь это не имело значения. Полезная штука магический ошейник. Подчиняет врага полностью, можно даже послать его убивать бывших соратников, а уж как допросы любо-дорого проводить — не надо ни пыток, ни сыворотки правды. Седой уже не первый раз допрашивал так эльфов и не мог нахвалиться на полезную вещицу.

Однако вот с именно этим эльфом что-то было не так. Седой увидел, как кошачьи зрачки эльфа вдруг широко раскрылись, чуть не закрыв собой всю радужку. Одновременно кожа эльфа начала сереть, а губы вообще посинели. Эльф покачнулся и упал. Руки и ноги у него подергивались, и он не столько дышал, сколько судорожно всхлипывал.

Человек такое не сыграет. А эльф?

У Седого были сомнения, но он наклонился и расстегнул ошейник. Если эльфу и стало от того лучше, это было почти не заметно. Разве что зрачки чуть сузились и дыхание стало ровнее. Седой поискал пульс на руке — не нашел; с другой стороны, где там у эльфов надо пульс искать, он точно не знал. Проще, наверное, было найти сонную артерию, у эльфов не может быть настолько другая анатомия, чтобы обойтись без сонной артерии... ага, есть. Слабое, но слишком быстрое биение под пальцами. Если бы такой пульс был у человека, Седой сказал бы, что дело плохо. А у эльфа?

— Не нравится мне все это, — проговорил Седой, сунув ошейник в карман. — Эльф не то помирает, не то притворяется, а мы тут торчим, как идиоты, посреди луга... Соберите манатки и в лес. Стриж, Бобер, страхуете меня. — Он крякнул, взваливая эльфа на плечо. Весело же будет, если эльф только притворяется и выгадывает время, чтобы вдруг ожить и начать сопротивление.

Однако не ожил и не начал. Седой занес его в лес, в густые кусты, где люди ночевали уже две ночи, сбросил на траву. Эльф упал, как бросили, позы не изменил ни на волосок, явно пребывал в отключке. Или нет? Твари проклятые, хрен их поймешь! Был бы перед Седым человек, Седой понял бы: человек умирает. А про остроухих тварей Седой только и понимал, что выживают они даже с такими ранами, от каких человек бы не выжил. Вот сейчас: что с эльфом происходит? Как откачивать, если действительно помирает? Или прирезать, пока он не оклемался, раз все равно с ошейником допросить не удастся?

— Присматривай за ним, Стриж, — сказал Седой поразмыслив.

Стриж быстрый, хотя и не такой быстрый, как эльфы. Однако внутренний голос говорил Седому, что пока эльф не опасен. А значит, есть время познакомиться с ним поближе.

Сколько бы раньше Седой эльфов не разглядывал, в каждый раз удивлялся, как они похожи на людей. Не обращать внимания на кукольно-красивое лицо, на глаза с щелевидными зрачками, на уши, чуть-чуть большие, чем у человека, заметно заостренные сверху, а смотреть на гладкую безволосую, как у ребенка, смугловатую кожу — вполне человеческую, на ребра, по-человечески проступающие сквозь кожу, на лопатки — совсем такие же, как у людей. Это пока не начнешь заостряться на всяких подробностях вроде ногтей. Вот ногти у него были совершенно не человечьи: не плоские, а выступающие, хоть и не очень длинные, но с острым кончиком. И сразу становилось видно, что этим ногтям нужны не маникюрные ножницы, а когтеточка.

Седой провел по волосам эльфа, освобождая их от тесемок, которыми были завязаны хвостики. Больше в волосах не нашлось ни шпилек, ни заколок. Волосы, кстати, хоть и производили на первый взгляд впечатление мягких, на ощупь оказались довольно грубыми и толстыми, как конский волос.

Оставив эльфа в покое, Седой перешел к осмотру вещей, которые свалили в нескольких шагах от пленника. Начал с одежды из бархатистого материала, явно нетканого, впрочем, эльфы славятся выращиванием тканей. Тут же, создавалось впечатление, выращен был сразу костюм: от широкого тонкого капюшона и до мягких сапожек включительно не было ни одного шва и никаких заметных рубцов на месте склейки. Да уж, эльфы большие затейники... Седой не понял, как эта одежка застегивается и затягивается по фигуре, а заодно и как в такой одежде ходить по нужде, не раздеваясь догола, но сам костюмчик ему, в общем, понравился: и выглядит богато, и вроде ничего лишнего. Конечно, сам бы он такое не надел. Еще не хватало в эльфа рядиться.

Карманы как таковые в костюме, похоже, предусмотрены не были, только на левом бедре был длинный карман-ножны. Ножик в этих ножнах был примечательный: из черного обсидиана, чуть отливающего красным, с рукоятью из оленьего рога, а потому получалось, что пойманный эльф был из жреческого сословия. Эльфийских жрецов Седой не любил еще больше, чем эльфийских охотников, да и к людским жрецам относился без особой приязни: ритуальные обсидиановые ножи использовались жрецами всех рас, и ими явно не хлебушек резали. Правда, юный эльф, сейчас валяющийся в отключке под ореховым кустом, по молодости лет вряд ли занимал высокое место в жреческой иерархии и вряд ли часто участвовал в кровавых ритуалах.

Второй нож, малый ритуальный, висел на цепочке на поясном ремне рядом с сучкорубом, но ни о чем не говорил. У Седого и у самого такой же имелся, только не висел на поясе, а был аккуратно пристроен в специальном кармашке жилета: мало ли для чего может пригодиться хороший обоюдоострый скальпель, а уж тем более при здешней манере чуть что клясться на крови такие ножики были у многих.

Эльфов сучкоруб был заметно новый, хорошей стали и без всяких украшательств; если б Седой решил себе подобрать сучкоруб, он выбрал бы себе как раз такой же. Одно только удивительно, откуда у эльфа новый нож арагартской работы, если Северный Удел с Арагартой собачился уже лет двадцать как минимум? Получалось — трофей.

Остальные вещи эльфа, которые он носил в котомке, были не очень интересны: бутылка из тыквы с водой, маленький, на кварту, бронзовый котелок, складная серебряная ложка (и заодно двузубая вилка). И немного съестного: комок сухофруктов, прессованная плитка мясного пеммикана, несколько ореховых галет, какие употребляли вместо хлеба небогатые эльфы. Неудивительно, что юный жрец угрей ловить полез, с таким-то сухим пайком: пеммикан, может быть, и питательный, но приедается быстро, а эльф не человек, на овощах и фруктах долго не проживет.

Больше изучать было нечего, разве что смотреть на жреца и размышлять, когда он оклемается. На тропке до самого вечера так и не появилось ни единой живой души, так что даже соблазна заменить этого эльфа каким-нибудь другим не появилось. Надо было бы его связать, но связывать эльфов — та еще морока, они исхитряются вывернуться из таких узлов, откуда человек при всем желании не вылез бы. А связывать еле живого парня по-строгому было, честно сказать, совестно. Был бы еще воин или охотник, взятый в бою, а так ведь просто гражданский. Вот из-за таких сантиментов люди и погибают почем зря, подумал мрачно Седой, связывая эльфа. А потом постелил свой плащ, перевалил туда эльфа с травы и укрыл.

— Ты ему еще колыбельную спой, — усмехнулся Шут.

Поужинали заячьим жарким и похлебкой из эльфовых угрей, вяло перебрасывались дежурными шутками, а когда Седой начал устраиваться спать рядом с эльфом, похихикали над старшим, что он пошел по мальчикам.

Укрытый плащом жрец, видимо, согрелся и теперь просто спал, умиротворенно закрыв глаза. И правда ведь похож на подростка, подумал Седой. Эльф пошевелился в течение ночи несколько раз, причем однажды приоткрыв глаза и посмотрев на лежащего рядом человека, улыбнулся. Проснувшись в следующий раз, Седой обнаружил, что эльф плотно прижимается к нему, прямо-таки неприлично. Впрочем, ни в каких таких неприличностях юного жреца подозревать не стоило: скорее всего, он просто пытался согреться.

Под утро Седой проснулся еще раз. Эльф улыбчиво смотрел на него и деликатно прошептал, увидев, что человек открыл глаза:

— Извините, что разбудил. Мне надо в кустики.

— Ага, чтобы сбежать, — буркнул Седой, приподымаясь.

— Не думаю, что смогу, — улыбнулся эльф. — Не уверен, что смогу дойти хотя бы до того дерева, — он кивнул в темноту. — Но ссать на чужой плащ невежливо.

— С чего это ты такой приветливый? — с подозрением спросил Седой.

— Вы спасли мне жизнь.

— Да? Когда это? — Небрежно бросил Седой, приглядывая за поднимающимся и выпутывающимся из плаща эльфом. Если тот не притворялся, его сильно шатало. — Я-то полагал, мы тебя чуть не убили.

— Чуть не считается. Я без ошейника и живой, а мог бы быть в ошейнике и мертвый. Так мне можно отойти? — Эльф вопросительно посмотрел на Седого.

— Отходи. Думаю, тебе не надо помогать расстегивать штаны, так что сопровождать не буду.

Эльф чуть приподнял брови и красноречиво вздохнул. Определенно, и у эльфов есть чувство юмора. Во всяком случае, шутку насчет штанов голый эльф понял как шутку.

— Широкие жесты делаешь, — проговорил полулежащий у еле тлеющего костра Шут. — Щас вот выскользнет из веревок и сбежит.

Седой присел к костру и хлебнул остывшего несладкого чая из брусничных листьев. Эльф пожурчал немного в стороне, потом сел на пятки у костра и вопросительно посмотрел на людей. Губы его были сжаты, но было заметно, как эльф проводит языком по пересохшим деснам.

Седой поднес к его губам котелок с чаем. Эльф сделал несколько жадных глотков, а потом благодарно улыбнулся, взбесив этим Шута.

— И что ты все время лыбишься?

— Я могу поплакать, если вы считаете, что так будет лучше, — быстро улыбнулся эльф.

— Наглый, — сказал Шут Седому. — И как мы его допрашивать будем, без ошейника-то?

— Я и без ошейника скажу все, что вам нужно, — сказал эльф.

— Да уж, ты нарассказываешь, — проговорил Шут.

Седой спросил:

— А что это тебя так с ошейника повело? Ни у кого такой реакции не было.

— А на меня уже ошейник раньше надевали, — объяснил эльф. — Второй надевать нельзя.

— Как это тебя так угораздило? — поинтересовался Шут.

— Поймали...

— Люди?

— Какая разница? Да, люди, — жрец очень красноречиво пожал тощими плечами. — У меня нет родственников, для меня что люди, что эльфы... — по красивому лицу промелькнула гримаска. У этого юного жреца вообще было очень живое лицо, без кукольной неподвижности, обычно присущей эльфам. Ненадменный какой-то эльф. А с другой стороны, с чего ему гонор показывать? В ошейнике подчинения побывал, а это хуже чем рабство.

— Сбежал же вот как-то, — сказал Шут.

— Да нет. От ошейника не сбежишь, даже если сняли, — ответил эльф. — Вроде и свобода, а все равно, стоит хозяину приказать, положив руку на ошейник, и всей свободе грош цена.

— Это что же, я могу приказывать любому, на кого когда-либо этот ошейник одевал? — спросил Седой.

— Воину — когда его видите. Жрецу — всегда. Но это когда касается эльфов. Человеку... — эльф призадумался. — С людьми не все так просто. Человек может не подчиниться даже в пределах видимости, людей надо в ошейнике все время держать.

— А почему?

— У вас очень гибкая мораль, — объяснил эльф. Вроде бы как и похвалил и обругал одновременно.

— Занятно, — протянул Шут. — А звать тебя как?

— У меня нет имени, — ответил эльф, и на этот раз его улыбка выглядела виноватой.

— Это как?

— Это так, — сказал жрец. — У эльфов бывает.

— Но как-то ведь тебя называют? По прозвищу... по кличке?

— Обычно хватает междометий.

— Междометие? — вскинул брови Шут. — Что за хрень?

— Междометие — часть речи, включающая неизменяемые слова, обычно морфологически нечленимые и выступающие в речи как односоставные предложения, — объяснил эльф.

— Глянь, так он ученый, — сказал Шут Седому.

Эльф вздохнул:

— Увы, да. Со жрецами это случается.

— Тебе не кажется, что он над нами издевается? — спросил Шут Седого.

— Да вот кажется почему-то, — согласился Седой.

— А что еще вы предлагаете? — резонно возразил эльф. — Я тут сижу почему-то голый, что вы со мной собираетесь сделать — непонятно.

— Хм. А ты что, нас стесняешься? — удивился Шут. Стеснительности в эльфе он не заметил.

— Вообще-то мне холодно, — сказал жрец. — Вы рискуете меня простудить.

— Нахал, — сказал Шут.

— Нахал, — согласился Седой. 

Аннотация: 

В Арагарте есть люди, орки, эльфы; среди них можно найти жрецов и магов; говорят, и демоны встречаются. Попаданцы тоже попадаются, куда ж без них в приличном магическом мире.
Эта история началась с того, что в королевский архив Арагарты назначили главным архивариусом очень странного человека... https://author.today/work/17249