Капитан Кац

Капитан с горделивыми усиками был отлично виден из леса ведьминским подглядатаям. 

Он привалился спиной к колесу телеги, притянул к коленям свой верный окровавленный палаш и замер, стараясь шевелиться как можно меньше.

Пусть, сучары, смотрят, пусть смотрят в оба. Даже отлично. Пусть думают пока как следует, стоит ли вообще соваться...

Обломившаяся на древке трехгранная стрела застряла у командира в боку прямо под ребрами. Не вздохнуть, не охнуть, не жить с этой паскудной ситуацией. Капитан Кац прекрасно осознавал, что сидеть вот так перед всеми умирающим пугалом победы - его последняя боевая задача. 

И он сидел. 

А город горел. 

Ну пусть не город. Пусть небольшое поселение этих остервенелых от желания жить и защитить свою не в патриотическом, а в самом буквальном смысле землю, крестьян. 

Воняло кровью, железом, гарью и утренним туманом. Воняло смертью, да так, что никакой нашатырный спирт не помогал капитану собрать сознание и сделать последний необходимый шаг - приказать бежать...

"Да... - думал он, оглядывая мутным взором собравшихся перед голубятней выживших горожан. - Надо бы подсчитать потери, прикинуть статистику. Сейчас подобная математика не покажется скучной. Ведь что-то они все-таки навоевали, кажется, чуть ли не пятидесятикратно меньшей силой плюс двукратно меньшим числом иррегулярных войск. Дорогому Мулинариусу, старому штабному мухомору из Королевского колледжа, понравилось бы...

- Конандин! Конандин! - сержант, тот с заячьей губой, один из семи оставшихся в живых и один из троих способных стоять на ногах из его отряда, разлепил ему веки. - Нто данше? Денать нто?

-Эва… Эва… эвакуируйте всех нахуй, сержант! - выплнул Кац и  снова прикрыл глаза.

Видимо, он сказал громко. Перекрыл своим утробным хрипом вой овдоведших женщин, стенание стариков и старух над павшими чадами, перекрыл он и немой вопрос всех оставшихся в живых после боя, заданный не то чтобы ему, но в общем ему: "Что делать?" Ирод! Угробил наших мужей, сыновей, дочерей… И что теперь?!!!"

"Хуй знает.. Все это или нет. Или ебанут по-новой…  Ресурсы врага неизвестны. А наши все... ек. Подмоги не жди. Так что, бабы, бабоньки, юбки - в руки и бегом за скарбом…' 

Капитан случайно понял, что его вразумительная речь - всего лишь внутренний поток мыслей. На деле же он сидит недвижно, веки его тяжело опущены… словно через эти веки вытекают последние, внезапно оказавшиеся конечными силы, и он старается их ни в коем случае не выпускать. Держит как может. Глазами. Скупыми движением. Этой вот позой каменного изваяния...

Не разлепляя век, капитан Кац запрокинул голову и, открыв шире рот, потому что так было удобнее рожать слова, пролаял:

- Дуры! Гребаные дуры! У вас дети живы! Все бы тут лежали вповалку. А теперь надо уходить...

Снова ропот, угрозы, вой. Мол, нет, нажитое, родное…

- Да как хотите... - капитан переждал приступ тупой боли, возникшей от излишнего усилия легких. - Хотите, ждите ведьм!  Ваши дети им пригодятся. У меня свои раненные. Мы выезжаем! 

Бабы вновь закричали. Как же… надо похоронить убитых.. своих... По всем правилам… обрядам… иначе...

Капитан сжал зубы, а заодно палаш. Не было сил говорить. А говорить требовалось.

Фельдшер… Ему помог бы фельдшер, но фельдшер лежит где-то здесь… среди мертвых тел, и даже может порублен кусками... Весь двор устлан мясом...

Он собрал силы и чуть воздуха под связки. Все ждали, что он скажет…  больше слушать им было некого. Староста тоже погиб.

- Вы в праве… - капитан перешел на шепот, -  поступать так, как считаете нужным. Но ведьмы могут вернуться… с подкреплением. Они знают, что людей у нас больше нет. И мертвым мы ничем не поможем. Но поможем живым...  раненым... Если не станем медлить...  Если уйдем. Срочно! Двадцать минут на сборы. Пешим, конным, да хоть на ослах. Прочь из города. От границы. В замок герцога Флевинда. За крепкую стену. 

Кто-то заорал про трусость, про стариков. Мол, не довезем, не выдюжим. Мол, зачем тогда воевали.

- Раненые едут в госпиталь… В гавань… - прохрипел капитан последнее. - Это… приказ. Остальные - либо с нами. Либо - идут нахуй. 

И он закрыл глаза.

Возмущенные крики еще какое-то время доносились до его ушей. Ругань. Споры. Голоса крестьян, горожан, гвардейцев. Его ребят осталось семеро, и только трое… могли стоять на ногах..

И девушка, эта бойкая, самая боевая девушка с короткими осенними какими-то волосами, в жёлтой юбке … она тоже осталась лежать во дворе гончарни. С отрезанной рукой и стрелой в девичьей красивой груди. А он-то, дурак, хотел к ней подкатить после боя… пообщаться, может поцеловать за сараем… 

Не было больше сил подкатывать, хотя капитан Кац был еще очень молод - тридцать один в сентябре. 

Эх...  Девушку, эту девушку, Лису, кажется, да, Лису… ее было безумно жаль…

(Материалы к следующей главе)