Про Унтара, первую смерть Эмиля, Подтемье и выкуп...

Поскольку я в процессе работы над приквелом вынуждена смотреть в далеко написанное вперед, куда герои придут лет через десять, то там тоже находятся интересные черновики, которыми хочется поделиться.

***

— Почему мир устроен так глупо? — спрашивает Итта.

— Отвратительно, — поправляет Эмиль, садится ближе. Он старается вести себя, как взрослый мужчина, но чувства разрывают и он признается: — Я не знаю. Пока ни одна паршивая книга не дала мне ответ. Потому плана у меня пока нет.

— Плана? — Итта поворачивается к нему. Опухшие веки, красный нос, рот приоткрыт в удивлении.

— Да, плана. Я ищу ответы. И не собираюсь отступать.

— Хочешь вылечить мир?

— По возможности.

Итта качает головой, губы пробуют улыбнуться. Она тянет руку и обнимает его за шею:

— Я так тебя люблю...

Запах нашатырного спирта бьет ему в нос. Он снова оказывается в пламени боли.

У него не вышло вылечить мир. Получилось только хуже. Сильно хуже. Так, чтобы уничтожить все. Облажаться по полной...

— Очнитесь! Эмиль! Вы меня слышите? Моргните! — Чужой мужской голос. Взволнованный. — Он не слышит. Снова жар. Не пойму. Ещё раз — свет на веки.

«Я все слышу, — думает Эмиль. — Просто не хочу. Не хочу возвращаться. Сразу надо было остаться там, эта была бы честная плата. Я бы умер героем.»

И его отправляют туда...

Арбалет Отуила покрыт инеем. Пальцы примерзли, не пошевелить. Эмиль в полыньячном колодце Синего леса, а над ним — смерч. Кольца алых облаков застыли в ожидании финала. Кроваво-черная воронка пригвождена к небесам четырьмя болтами из волшебного арбалета. Остался последний...

Как он сюда попал? Как получилось, что от него так много зависит? Он не хотел. Просто все остальные не подходят. Ему бы сидеть в библиотеке, переводить старые манускрипты, искать информацию, быть вооруженным ею, а не этой деревяшкой, от которой не знаешь чего ждать...

Эмиль собирает всю волю в правую руку, изо всех сил давит на рычаг спуска. Ему удается. Болт вылетает и разрезает чрево огромного ветра.

С грохотом, подобным сотне последовательных ударов грома, смерч рушится на землю. Это последнее, что слышит Эмиль.

Смерч сковывает его жестким ледяным доспехом, выхватывает из одного холода и помещают в другой. Абсолютный.

Эмиль оказывается обездвиженным, снузданным невидимыми нитями, примороженным к обледенелой скале.

Мир мутный, серый. Чужие горы в грязном мареве. Нет никаких звуков. Нет движений.

С каждой секундой Эмилю все холоднее. Но мысли ясные и он быстро все понимает.

Он все-таки заплатил за эту историю с древними ветрами своей жизнью и теперь он в Подтемье. Все так и должно было быть. Он готовился к такому финалу. Только бы Итта оказалась беременна. Так, как он хотел. Пусть бы только она родила обещанного ему Хранителем сына. Это все, что они успели бы сделать друг для друга. Много или мало? Как есть!

Горячая кровь — надежная плата. Нет ничего важнее горячей крови, любой живой жизни. Кровь легко заморозить, слить в землю, смешать с морской водой, но, когда наступит весна и пройдут дожди, из нее все-равно вырастет дерево. Если вовремя посадить семя. Если успеть...

Он слышит, как его собственная кровь стынет в венах. Навсегда.

Воспоминание дрожит, рвется, как трухлявая картинка, и тогда появляется звук, которого раньше не было. Тоненький свист, как будто воздух выходит из огромного воздушного шара. Вслед за звуком возникает движение, и Эмиль скользит. Сначала потихоньку, почти незаметно сползает вниз по скале, а потом все быстрее вниз и вниз. Он не может ухватиться. Он обездвижен, мертв. Конца скале нет. Такого он не помнит. Не помнит ничего, из того, что происходит дальше.

Он падает на ладони Унтара. Это совсем другие ладони. Настоящие огромные руки, исчерченные глубокими линиями чужих судеб. Реки и ручейки чьих-то жизней сеткой покрывают серую кожу ветра-великана.

Эмиль видит свою. Вот она появляется, прорастает, разрезает собой остальные. Она короткая, но широкая и ровная. Его жизнь...

Над Унтаром парят призраки четырех ветров. Они человекоподобны, но эфемерны. Их лица стерты, очертания туманны, но Эмиль сразу понимает кто есть кто.

Призраки словно бы смотрят вниз, в подпространство всего. Эмиль тоже смотрит.

Внизу ничто, глубина пустот, и по ней вьется широкая дорога, висящая сама по себе, без опоры. По дороге скачет всадник. Он быстро приближается и останавливается перед Унтаром.

Эдурский конь, черный, как ночь августа, как глаза возлюбленной, как бездна. Он больше любого коня Северного королевства, и стоит целый королевский табун. Он могуч, в его гриву вплетены жемчужные нити, а сбруя расшита руками волшебниц. Шея мощная, грудь играет мышцами, но глаза коня скрыты шорами, чтобы он не увидел мира теней.

Всадница в золотых доспехах поднимает блистающий меч, расписанный рунами древности. На ее груди сияет роза ветров. Она снимает шлем. Черные волосы взлетают и падают на плечи. Глаза горят как звезды, уста пылают зарей.

Рядом с ней вырастают тени. Белая и серая. Тени меняют форму, становясь похожими то на раскидистые деревья, то на огромные цветы с тяжелыми бутонами.

— Именем Великой Розы, отдай его мне, — голос разносится по миру теней как по глухому залу, гремит, и эхо вторит ему из всех семи незримых углов.

Он узнает голос и узнает ее. Как она сюда попала? Ее не должно здесь быть. Здесь нет живых. Испуганная душа Эмиля ломится на волю. Спасти, откупить, сулить вечное рабство. Что он может сулить смерти? Он и так уже ее.

— Ты получил свое! — Итта чеканит каждое слово точно молотом по наковальне невидимых стен. Эхо гремит. — С тебя хватит! Твой мир кончился! Уснул здесь! Больше жертв не будет!

Эмиль понимает, что Итта говорит с Унтаром, но он слышит только ее. Она другая. Незнакомая, взрослая, величественная, как королева. У нее властный тон в голосе. Ей служат тени этого мира. И все же нет сомнений, что это она. Его Итта. Его сон, его прощальный подарок.

— Не только я, но и мой конь, и моя свита! — дерзко отвечает Итта молчанию. — Ты лучше меня знаешь, что за достойную плату можно договориться даже с Древним миром. Ты это хорошо знаешь!

Руки Унтара сжимаются, ветер вздыхает. Пришедшие с Иттой тени превращаются в гигантских мандгор, они рычат так, что воздух несет волной прямо на Унтара. Ветер на ветер!

— Пусть! — кричит Итта, когда рык смолкает. — Я пришла не за его сердцем. Я пришла за его жизнью!

Эмиль ничего не может сделать, только смотреть и негодовать. Что она делает? Что?! Он видит, что новая линия жизни на руке Унтара останавливает свое появление. Он чувствует, что Унтра мысленно ей отвечает. Она кричит:

— Нет! Я приняла твое условие. Одно! Возвращай его! Не то я найду тебя по ту сторону, и ты не получишь ничего, даже Кундаских бурливых волн, даже отару своих ветряных овец! Ни одного облачка! Только забвение!

Тени мандгор растут, превращаются в двухголовых кьяков древности — великих драконов. Из их пастей вырывается огонь, разрезает ледяное оцепенение пространства и окружает Унтара кольцом белого пламени.

— Возвращай его! Немедленно!

Эмиль не сводит с Итты завороженных глаз. Он не все понимает, но кое о чем догадывается. Итта старше себя лет на десять, она покупает его жизнь. У самого Унтара. Но Эмиль никак не возьмет в толк, что она дает ветру взамен... Неужели... Унтар требует его сердце... Их любовь... О, боги!!!

Но тени-кьяки уже взмывают, готовые к следующей атаке огнем.

Унтар сжимает руку в кулак, потом медленно разжимает и... сбрасывает Эмиля в пустоту.

Его подхватывают воздушные потоки, кидают ветрам-призракам.

Черный оскал смерча вновь проглатывает Эмиля, он летит и опускается на мягкую постель...

Пахнет августом и жареным луком. Приглушенно, словно за дверью, разговаривают сразу несколько человек. Тонкий слух Эмиля выхватывает из общего гула сначала глубокие ноты голоса Улена, затем вспрыгивающий на гласных хриплый баритон Эрика, стальной тон Тигиля и, как украшение темным звукам — светлое певучее сопрано Ив. Ив...

Он открывает глаза. База лесного конвоя Синего леса. Солнечный денек. Стены из соснового сруба оранжевые, и такие же рыжие отсветы на волосах Итты.

Она склонилась над изголовьем его кровати. Длинная челка отросла за время странствия по королевству и появились несколько июльских веснушек на загорелом носу. В глазах сияют слезы радости.

Эмиль только что очнулся после долгой болезни, он был в Подтемье и видел смерть. Тот, двадцатилетний Эмиль не знает, что Итта выкупила его жизнь у Унтара, и не знает, что любое счастье не вечно. У него в душе мир.

— Милый, — низкий голос Итты срывается от избытка чувств. Родной, мягко проникающий ему в сердце тембр.

— Чем плакать, лучше скажи, что я здесь делаю?

— Лежишь на подушках.

— А смерч?

— Ему повезло меньше...

Эмиль тянется, чтобы погладить ее по теплой щеке, убрать со лба волосы, но неудачно моргает и, оставив тот прекрасный день на переломе истории, переносится в настоящее время, в лазарет...