Про любовь преступную

Обвинение простой сибирской женщины в подозрительных наклонностях это всегда весело.

Сразу представляется картинка, как ты в студеную зимнюю пору выскакиваешь из какого-нибудь заснеженного куста, распахиваешь плащ... Хм... скорее не распахиваешь, а отдираешь от ляжек, потому что зимой в Сибири плащ можно только поверх тулупа одевать. Плащ-то мороза не боится, а вот всё что под ним отморозить легче-лёгкого, даже в самые тёплые дни, это когда градусов пятнадцать-шестнадцать на улице, с минусом.

В общем совершаешь ты на морозе эротические манипуляции с плащом, а там... пара разных томиков со всякими нехристямими, типа Эврипид, Софокл и Аристофан.

Дожили, теперь, чтобы получить звание странного человека, нужно получать кайф при прочтении Софокла, а не вот то самое, о чём мы в юности хихикали и шептались, когда про кусты вспоминали.

О времена! Мог ли Сенека во страшном сне увидеть, что его сочинения будут людей смущать сильнее, чем демонстрация первичных половых признаков посреди людной площади?

Правда у нас был не Сенека, а Аристофан. 

Вот сидит простая сибирская женщина на больничном, да ещё и с детьми, которых выпроводили на карантин, потому что ковид, грипп и аденовирусы, захватили и школы и садики,  почему бы ей не почитать Аристофана на досуге.

Тем более что детям очень нравятся Лягушки.

Это любимое произведение детей, потому что там лягушки, и лягушки квакают. 

До того, как мать прочитала им Аристофана, жизнь детей была скучна и однообразна, а лягушки говорили "ква-ква".

Благодаря Аристофану, дети узнали, что лягушки умеют говорить "брекекекс" и "коакс-коакс".

Разговорчики античных квакух детям так понравились, что они, увидев меня с Аристофаном, потребовали, чтобы я снова почитала им речи лягушек, а потом они сами стали скакать по дому, изображая этих самых заграничных квакушек, и громко распевая на все лады импортными лягушьими словами.

На ту беду, в момент удалого лягушного веселья, явился к нам педиатр.

Педиатр у нас мужчина, и у него детей своих нет, поэтому он видимо не очень в курсе, что дети они могут в кого угодно превратиться, главное им волшебных слов почитать. Хотя семейство он наше знает давно, и без детей мы тоже с ним пересекались, чему он так удивился, я не поняла. Особенно учитывая, что парочка здоровых детишек заперта сейчас в четырёх стенах.Мне порой кажется, что я сама во что-нибудь с ними превращусь. Во что-то очень огнедышащее. Или хотя бы метко плюющееся, кислотой.

Я ещё умудрилась ему ляпнуть, что дети какой-то странный вирус от книги поймали. А педиатр не понял, что это шутка, ему бедному не до шуток, это я на больничном, а он то в пене и мыле, и стал он детей рассматривать. 

А дети не будь дураки, говорят, что больны очень, что у них ножки болят и квакать хочется.

Смотрю у доктора лицо странное. Что не понимает он, что происходит. Давай я ему объяснять, что это я Аристофана детям почитала. От таких пояснений глаза у доктора стали большие-пребольшие, а с лица он стал вылитая сова. Дети так и покатились со смеху. 

А доктор спрашивает меня:

- Вы что это читаете?

И "это" звучало так, как будто речь о чём-то ужасном и богомерзком.

Мне пришлось, как на собрании анонимных алкоголиков, делать вид, что я страшно смущаюсь своих наклонностей, но всё же признаваться. Ведь вопиющее свидетельство мораленарушения лежало на кухонном столе, я там его бросила, когда он постучался.

Доктор ушёл.

Я жду визита святой инквизиции. С костром и экзорцистами.

Дети играют в доктора. Изображают пантомиму в лицах. 

Жизнь прекрасна и порой весьма удивительна.