«Filth», 2013

Есть такой современный шотландский говнописатель Ирвин Уэлш. Говнописателем по большей части его делает не то, как он пишет, а то, о чем он пишет; пишет Ирвин Уэлш исключительно о говне в человеческом обличии, в основном от первого лица. Наполнив до краев ванну повествования гноем и экскрементами своего alter ego, автор с наслаждением в неё залезает и плещется, приглашая к себе и читателя. Чтобы получить более-менее внятное представление о творчестве Уэлша, некоторые его романы даже необязательно читать, в некоторых случаях достаточно ознакомиться лишь с названием. Например, «Половая жизнь сиамских близнецов» (2014).

Полностью у этого художника слова я читал только «Аиста Марабу» – монолог гнусного насильника, которому в хэппи(?)-энде жертва отрезает инструмент насилия – читал почти что вынужденно, по настоятельной рекомендации; остальное не читал, но, скажем так, тщательно просматривал. Просмотр «Дерьма» («Filth») запомнился мне чувством безотрадной досады: старательно и с какой-то особенной любовью выписан очередной говночеловек… а, собственно говоря, зачем? Критики утверждают, что это следование некой литературной традиции и должно вызывать реминисценции из «Заводного апельсина», романа Энтони Бёрджесса. Возможно. И всё равно – зачем? Сколько ни произноси слово «халва», во рту слаще не станет. Сколько ни плескайся в говне, мир от него не избавить – если в нём лишь плескаться. Но по-другому раскрывать тему говна Ирвин Уэлш, похоже, не умеет. И уж если необходимость такой темы и такого романа, как «Дерьмо», неизбежна – чем бы мистер Уэлш мог реально помочь в данном случае? Задаться вопросом о причинах возникновения дерьма? Но все и так знают, что оно нарождается само по себе. Предложить способы его устранения? Пожалуй. Я, кстати, вполне допускаю, что где-то между каких-то строк он как раз и говорит о методах ассенизации, однако – увы – этих строк я так и не заметил.

А вот одноименный фильм, снятый по роману режиссёром Джоном С. Бейрдом («Filth», 2013), – если и не совсем, то всё же до некоторой степени другое дело. Нет, фильм также не проводит никакого анализа и не даёт никаких рекомендаций, но в нём есть – как бы это назвать? – элемент своеобразной художественности, заставляющей сопереживать герою. Сопереживать не с точки зрения «да он хороший парень, просто немного заблудился!», нет. Даже самому толерантному зрителю понятно, что никакой Брюс Робертсон не хороший парень, а гондон каких поискать, и редкие всплески порядочности говорят в лучшем случае о том, что они у него случайны.

Здесь нужно аккуратно, не скатываясь в спойлерство, вкратце пояснить кто таков главный герой, чем же он так плох, да и вообще что к чему. Брюс Робертсон – обыкновенный с виду мент, трудящийся в каком-то крупном шотландском городе, кажется в Эдинбурге. В полицейском участке нарисовалась вакантная должность инспектора, и Брюсу светит возможное повышение по службе, но для этого следует постараться. Что могли бы означать подобные старания на деле, будь на месте Брюса «хороший парень», т.е. действительно обыкновенный (шотландский) мент? Скорее всего, ретивость в службе, какие-нибудь сверхурочные часы, и даже, возможно, лизание начальственной жопы – но вряд ли более. Брюс Робертсон предпочитает всему этому более действенный метод, а именно дискредитацию конкурентов. На протяжении всего фильма плохиш профессионально бездельничает, плюет на раскрытия преступлений и строит своим ничего не подозревающим друзьям-сослуживцам подлянки различной степени суровости. При этом он литрами пьёт горькую, нюхает кокс, кушает колёса, ебёт всё что шевелится, а когда вокруг ничего не шевелится – остервенело дрочит; и откуда столько здоровья? В общем, не чел, а исчадие ада. Несколько даже, я бы сказал, гротескное исчадие ада.

Так вот, возвращаясь к сопереживанию, – откуда оно берётся? Как это вообще возможно – сопереживать Брюсу Робертсону, этому оскотинившемуся субъекту? Прислушиваясь к собственным ощущениям в поисках ответа, я вдруг вспомнил, как в юности, почти ещё ребенком гулял по лесной поляне. Я гулял, светило солнышко и дул ветерок, как вдруг – ааа!!! – метрах в двадцати от меня на землю упала тень, из травы раздался пронзительный визг, и в следующую секунду какая-то адская птица уже уносила добычу в небо, когти её сжимали что-то серое, трепещущееся, жалкое. И я вдруг, помню, подумал: каково ему там сейчас, этому суслику, зайчику, или кто он. И мои почти ещё детские глаза наполнились слезами – так ясно я представил себе величину того тоскливого и безысходного ужаса, который должно было испытывать это несчастное существо.

Качественно вжившись в роль хамоватого подонка, Джеймс Макэвой продемонстрировал зрителю как минимум  «профпригодность». А вжившись параллельно в роль «суслика», Джеймс Макэвой продемонстрировал при этом ещё и талант. Посмотрите этот фильм и обратите внимание на те моменты, когда Брюс Робертсон вдруг замирает посреди кадра в череде творимых им гнусностей и просто стоит и смотрит. Вот просто так – стоит и отрешенно смотрит. Загляните ему в глаза, и вы узнаете его страшный секрет: Брюс несамостоятелен, что-то его несёт по этой жизни. Что-то нехорошее, тёмное. Что это? Порок? Проклятие? Злая судьба? А может быть, сам Сатана? Какая разница. Важно то, что какая-то чистая, невылупившаяся ипостась Брюса временами поднимает голову и смотрит на мир потерянными глазами; смотрит и плачет от боли, унижения, бессилия обрести свободу. Зритель слышит этот плач и сопереживает. По крайней мере, в моем лице. Слышит этот плач и Брюс реальный, слышит и мятётся, и беспредельничает в смятении пуще прежнего, бормоча себе под нос мантру «Для всех одни правила».   

И не следует, на мой взгляд, упрощать. Ряд ключевых сцен, подчеркивающих наркозависимость героя, способен подтолкнуть к бодрому умозаключению: надо просто перестать употреблять, и всё будет хип-хоп. Не будет. По крайней мере, такой посыл низвёл бы фильм до уровня банальщины, превратив его в произведенье искусства о вреде наркотиков, и лично для меня встал бы тот же вопрос, что и с романом: а зачем оно вообще было нужно? Поэтому предпочитаю рассматривать наркозависимость героя не как причину, а как следствие вышеизложенного.

В заключение пару слов о нескольких забавных эмоциях, посетивших меня в связи с финальным эпизодом, когда от полностью уже отчаявшегося Брюса как будто бы ускользает «спасительная соломинка» в лице его случайной знакомой, симпатичной и добропорядочной женщины, едва ли не единственного во всей ленте человека, которого он не запачкал говном. Первая эмоция была естественна и ошибочна: эх, жаль, всего чуть-чуть разминулись, а то бы… Вторая эмоция была скептична: а что «а то бы»? Третья являла собою радость за спасшуюся бабу: вот и хорошо, что разминулись. Четвёртая – удовлетворение собою: эк они меня пытались развести на ошибочную эмоцию, а я не развёлся. 

.