И снова о прекрасной Японии

И снова о прекрасной Японии. На этот раз вторая глава из повести "Трансмиссия" книга  "Белый нуар" https://author.today/work/168825

В книгу включены сразу три произведения: роман "Трансмиссия", повесть "Проникновение" и роман "Не называй меня "дорогая", при этом "Трансмиссия" и "Проникновение" выложены полностью, а последний роман пока еще добавляется.

ГЛАВА 2

Покажи мне цветок,

в котором уснуло лето.

Дождь.

И листья лицами

пали на землю

Выставка и правда проходила в коридоре. За стеклами стояли манекены, одетые гейшами и ведьмами. Рыжие, черные, белые с серебром парики чертовок доходили до земли. Кимоно были расшиты удивительными цветами, на некоторых современные блески, стопы, чуть-чуть скособочены внутрь как у красавиц с традиционных рисунков, у некоторых в руках бумажные веера.

Почему-то именно Япония — эта загадочная, непостижимая страна, всегда будоражила мое воображение. Возможно, это было связано с каким-то совсем уже детским впечатлением, или просто соответствовало складу моего характера. Но, я точно помню, что однажды на уроке истории в восьмом классе я буквально потерял сознание, увидев за стеклом шкафа маленькую репродукцию Накамуры, изобразившего знаменитую поэтессу и куртизанку Оно-но Комати в нежном лиловом кимоно с ракушкой в руках. В одну секунду вдруг захолонуло сердце, и красная пучина сна увлекла меня на самое дно.

Я очнулся в школьном медпункте. Помню запах нашатыря, каланхоэ на окне, и лиловатые, под цвет заветного кимоно стены. Так, будто я вдруг очутился в объятиях гигантской поэтессы. Поэтессы великанши.

Возможно, причиной моего недомогания стал заурядный авитаминоз. Но мама почему-то страшно испугалась подняв настоящую бурю. В результате чего меня благополучно освободили от экзаменов. Так что я был не в накладе.

Но всё японское и особенно их женщины по сей день вызывает во мне череду самых невероятных чувств и желаний.

И еще почему-то японки, может по ассоциации с самой Оно-но Комати, подвергшей своего воздыхателя самой изящной на мой взгляд и жестокой пытке — условия Клеопатры на японский лад, — кажутся мне преисполненными невероятной жестокостью, силой и оттого могуществом.

Что же касается самой картинки, то я ее больше не видел, как мне объяснили потом, мой отец, явившись в школу сразу же после визита матери, сделал так, что репродукция Накамуры навсегда оттуда исчезла. Тогда я не придал этому особого значения.

Тогда…

Я обошел экспозицию. В конце коридора, там, где обычно стояло старинное зеркало, висело черно-золотое знамя. Два класса оказались открытыми. В них восковые статуи дам с набеленными лицами и самураев стояли прямо на полу, так что можно было решить, что они ведут непринужденный разговор. Терпеть не могу восковые фигуры — никогда не знаешь — чего от них ожидать, а тут не было даже смотрителя. Поэтому я быстро обошел беседующих поганцев, к слову, лица у них были как раз такие, что одного взгляда хватит, чтобы понять: «Вот с кем наживешь беды как двумя пальцами об асфальт». Усатый толстяк в ушастом шлеме, возможно сегун, вел себя и вовсе подозрительно. Готов поклясться, что он следил за мной. Во всяком случае, куда бы я ни рыпнулся, повсюду натыкался на его пристальный взгляд. Или может быть — это муки совести взыграли? Хотя странно, вроде, с чем с чем, а с этим проблем до сих пор не было.

Во второй комнате экспонировалась всякая мелочь. Жаль — веера в этот раз лежали под стеклом и я не решился. Тем более что вокруг снова стояли статуи. Только лица японок уже были не набеленными, а кимоно казались проще, хотя тоже очень красивые. Наверное, эти манекены изображали современных женщин, посещающих ту же выставку. Во всяком случае, одна из них в шелковом сиреневом кимоно склонилась над выставкой маленьких похожих на табакерки коробочек. Я подошел, почему-то стараясь двигаться как можно тише, и заглянул через плечо куклы. Да, тут было на что посмотреть, хотя ерунды тоже хватало. Одно слово — продвинутая раса в гостях у варваров, которым благо чтобы всё было японским, а дальше хоть трава не расти. А вот статуя явно заинтересовалась, так и вытаращилась на какой-то отживший свое гребень. Небось, после выставки такое добро с собой не повезут, выбросят или подарят кому. Говно, да японское. Хотя — сами не лучше — накупят пакостных матрешек, балалаек и будут счастливы. Россия!!!

Я так занялся своими мыслями, вот что значит «малый круг внимания», что некоторое время не слышал и не видел ничего вокруг. А когда очнулся, то испугался по-настоящему. — Манекен исчез. Я тупо озирался по сторонам, даже трогал пол в том месте, где стояла волшебная статуя — но ее не было! Чувствуя себя полным чмо, я сосчитал остальные манекены, потом рванул в соседнюю комнату — всё без изменений, и усач всё так же ехидно провожал меня глазами. «О, Господи — что же это?!» Я вылетел в коридор и тут только поймал взглядом удаляющийся сиреневый силуэт.

В одну секунду я был около лестницы. Снова никого. Ни шороха — институт как вымер. Я постоял, не понимая, что же теперь делать, возможно, загадочная японка услышала мои шаги и теперь затаилась выше или ниже этажом и тоже выжидает, когда я уберусь ни солоно хлебавши. Мысленно прикинул планировку здания. Как ни поверни, на каждом этаже длинные коридоры и лестницы с двух сторон, так что хоть орел решка кидай. Но особо раздумывать не было времени, так что я рванул на четвертый и пробежав мимо запертых аудиторий до конца коридора, вновь нырнул на лестницу и, спустившись до второго, не обнаружил ровным счетом ничего кроме местной трехцветной кошки.

Слышал, что японки в силу ведьмачества и особой зловредности характера могут иногда оборачиваться лисами «куцунэ», но вот чтобы кошками?.. Послушав еще немного тишину, я решил вернуться на выставку. Но только ступил в коридор, с другой стороны, там, где глаз привычно ловил исчезнувшее зеркало, образовался сиреневый силуэт. Я молчал, выжидая, что же будет дальше и слушая свое предательское сердце. Возможно оттого, что оно стучало как трамвай, или в этот день вокруг меня и вправду происходило нечто волшебное, не знаю, только я по-прежнему не слышал ее шагов. Как не слышит иной человек шагов своей судьбы. А она приближалась невесомая, прекрасная, нереальная… Или нереальным был я в своих поношенных брюках и джемпере среди этой разряженной японской сказки. Я смотрел на нее во все глаза, боясь пошевельнуться и чувствуя себя полным идиотом, еще бы и рот открыл, да слюни пустил. — Красота…

«Хозяйка, посетившая своего раба».

Не знаю почему, но в этот момент мне хотелось, чтобы она шла так вечность, а я бы вечность ощущал, как сквозь меня летят электрические разряды, а я бы вечность… мне хотелось прижать ее к себе, не обнять, а именно вжаться, втереться, как человек желающий занять крохотную нишу для статуи. Мне хотелось влезть, ворваться, войти в нее, почувствовав на себе шелк ее кимоно и, еще интимнее, выпуклости на груди… своей груди.

Словом я хотел, я страстно мечтал обладать этой женщиной на столько, чтобы стать ею самой. А она надвигалась, летела… плыла…

Когда японка подошла совсем близко, я чуть поклонился, не в силах оторвать от нее глаз и прекрасно понимая, что от того, как я поведу себя, будет зависеть всё. Она тоже чуть поклонилась мне, приветливо и вместе с тем застенчиво улыбаясь. Каким-то внутренним чувством я понял, что она не говорит по-русски, равно, как и по-английски. Молчание начинало угнетать.

— Как вас зовут? — хрипло выговорил я. Понимая, что теряю ее, быть может навсегда. Она не поняла, озабоченно вглядываясь в мое лицо.

–…Я Костя. Я. — в голове возникло «Раб твой». Ткнул в себя. — Костя. Ты?.. — Движение к ней.

— Судзуки. — улыбнулась женщина, коснувшись пальцем кончика своего носа.

— Судзуки Сан! — вспомнил я когда-то прочитанное.

Она улыбнулась. — Хаджимемашите доздоёросику Костя Сан.

— Может кофе? Кафе? Ресторан?.. — выразительным жестом Судзуки показала рукой на экспозицию, а потом на свои часы. — Умная девочка. А я, зато полный болван. Решил, что такую выставку оставят без догляда. Идиот.

— Может, покажешь выставку? Ну… экскурсия… туристо… А?..

На последних словах Судзуки еще раз улыбнулась и поклонившись, предложила жестами следовать за ней Ираша имасе Костя Сан.

Я был счастлив. Моя принцесса уводила меня в свою сказку. Наконец-то! Мы миновали коридор и оказались в первой комнате с придворными. Усач глядел теперь на меня с какой-то затаённой ревностью. Судзуки чувствовала себя не менее скованно, чем я сам, возможно, она хотела что-то объяснить, но тоже не знала как.

— Это самурай? Сегун? — помог я ей, ткнув в ненавистную фигуру.

— Хай! — восторженно ахнула Судзуки, удивленно и вместе с тем восхищенно уставившись на меня своими обалденными карими глазами. Я сразу же признал японок самыми лучшими женщинами в мире. Хотя, что я говорю, я же это всегда знал. Во всяком случае, в этот момент я был готов отдать ей все, что у меня когда-либо было. Так развести мужика!.. Слава богу, что у меня как раз ничего существенного и не было, только краденый веер впился в живот.

— … А это гейши? — спросил я и тут же на нежное лицо Судзуки словно набежало облако. Она покраснела и съёжилась. Я допустил ошибку, взявшись рассуждать о таких предметах с порядочной женщиной.

Смешавшись, я не знал что делать. Извинился, но поняла ли она? Я терял свою мечту. Не зная что предпринять, я достал из-за пояса веер и протянул его японке. Глаза Судзуки округлились, быстро, прищелкивая языком, она затараторила что-то…

— …Да вот здесь, — начал уж совсем по-дурацки оправдываться я, тыча пальцем куда-то в пространство. — Точно лежал и только меня и ждал.

Она опять начала кланяться, видимо и правда, хорошая вещь.

И тут на лестнице послышались шаги, и вскоре нас окружила толпа нагулявшихся по городу японцев. Я был вынужден уйти.

Явившиеся мне чары прекрасной женщины вдруг щелкнули раскрывшимися наручниками и отпустили меня. Почему я сказал — «наручники», а не «оковы»? Почему не девяносто девять ночей поэтессы? Странно…