Фельдмаршал, чаю! (отрывок прошлых войн)

Минут через двадцать они, чертыхаясь добрались до поросшей кустарником лощины, которая должна была незаметно вывести к неприятелю. Здесь отважные разведчики остановились, потому что у Пшибыла случился очередной приступ желудочных колик и он, вручив бесполезную винтовку товарищу убежал в кусты.

 Пан Штычка, беспечно прислонив оружие к дереву, присел под ним на корточки. Зима слепо смотрела на него. Лежащий в лощине снег не был тронут. Никем: ни человеком, ни зверем, ни птицами.

– Знаешь, что я сейчас думаю, пан кухарь? – крикнул в бурелом музыкант.

– Цо? – глухо ответил невидимый санитар.

– Думаю, что славно мы с тобой повоюем. Отдадим живот за Отчизну, лопни мой глаз.

Пока Пшибыл матерно высказывал  мысли о священных жертвах в общем, и войне, в частности, Леонард продолжил:

– Все оно так и есть братец. Только выхода у нас нет, только умереть и никак! Нет выхода! – помолчав флейтист добавил, – и патронов нету. Патроны то нам не дали!

–Курва мац! – отреагировал его товарищ. – Как это не дали? Я на такое несогласный.

– А это никогда не спрашивали, согласный ты или несогласный. Одно только - жесли назад вернемся, кранты нам, братец. Сам его сиятельство по дыре в голове устроит. Скажет - струсили, герои. Нате вам с револьвера.

– Прям так и сделает? – недоверчиво отозвался санитар.

– Да едят меня муравьи, жесли не так.

В кустах затихли, переваривая известия. Выходило совсем плохо, возвращаться назад не было никакой возможности. Убежать тоже – никто не знал где они находятся. Бродить по лесу неизвестно где, верная смерть от холода. И вперед идти было опасно – мало ли что ожидало их там? Что может ожидать человека на войне? Только неприятности. И смерть, которая истрепанным душам, казалась самой легкой из них. Когда ты к этому готов – умереть легче легкого. По сути, тонкая ниточка, на которой крепилась душа к телу солдата, уже была надорвана, осталось только дождаться косой, выжидающей, пристально смотрящей из подлобья. Иногда это было наградой, сладкой наградой за муки, после которой было ничего. Простое ничего – без мыслей, надежд и будущего. Без поисков правды, всего этого тяжелого груза, от которого можно было сойти с ума.

– Так что тогда делать? – осторожно поинтересовался санитар, с треском появляясь из чащи.

– Ну, можно сходить до поворота. Глянуть одним глазком и сразу назад. – предложил отставной пехотинец. – Вроде, как и разведали, а вроде, как и нет. У нас в полку так Георгия давали. Одному прошение написали – дайте Георгия, заслужил. В атаку пошел, а там геройски потерялся и набрел на австрийского обер- лейтенанта, тот вот, как ты в отхожее в лесок забежал. Ну, в общем, взял он того в плен прям там, без штанов, и к нам привел. Вот за этот подвиг ему Георгия  назначили, и даже почти дали. Только не ему, а одному писарю. Попутали там что ли. Фамилию не так написали. 

– Как так? – удивился санитар, принимая у него кривую винтовку, – Как могли напутать?

Отставной музыкант пожал плечами и закинул свою за плечо. А потом изрек прописную истину.

– Да кто на войне у солдата фамилию запоминает?

Санитар засопел и двинулся за ним вслед, мучительно припоминая, написал ли он свою фамилию на конверте. Ему очень не хотелось умереть вот так – безымянным, да и вообще ему никак не хотелось умереть. Оторваный от сытой кухни и поставленый перед лицом почти уже случившейся смерти он помрачнел. То, что есть сила, которая просто умножит все его желания, планы, да и саму жизнь на ноль – приводило огромного Пшибыла в ужас. Он топал за Леонардом и удивлялся отваге отставного пехотинца. Тот беспечно топал вперед, проваливаясь в снег почти по колено.

 Через полчаса они выбрались из лощины и вошли в сосновый лес. Деревья высились укрытые шапками снега, осыпающихся колким ледяным туманом. Пшибыл остановился, задрал голову и раскрыл рот, как мальчишка в Рождественской райке. 

– Красота то!  Глянь, братец, какая красота! Файно же? Зобач, пан солдат!

Высоко над ними кроны сходились, но не касались друг друга, оставляя между собой узкие просветы. Словно деревья боялись коснуться соседа. Стояла редкая  гулкая тишина. Ни звука, даже вороны – и те молчали. Было слышно только тяжелое шерстяное дыхание разведчиков.  

– Ага, – согласился Леонард, снял фуражку и обтер ей пот, – давай ще до полянки дойдем вон той и сразу назад. С нее то вже видно будет. 

Но дойти до полянки, им так и не было суждено. В синем полумраке леса щелкнул выстрел, мимо прожужжала пуля. Послышался тяжелый топот, а затем последовал грозный оклик.

–Стий! А ну стий, хто иде? 

Еще до того как они услышали голос, пан Штычка упал в снег и привычно перекатился за толстый сосновый ствол.  Шедший по правую руку Пшибыл рухнул в мелкую канавку как мешок с мукой. 

– А ты сам стой! – крикнул музыкант из убежища, – Не то стрельну!

Подтверждая свои намерения, он клацнул пустым затвором. 

– Зараз сам стрельну в тебе! Обходи их, браты! – завопил противник.

– Зараз! – откликнулся другой голос. – Там их двое!

– Бий усих!

– Слава те Господи, панове! – крикнул отставной флейтист, – То думал, не доживу!

– До чого, межеумок? – темная фигура мелькнула между деревьев и спряталась за стволом сосны. Мелькнул Адриан с малиновой кокардой. Шлем болтался на голове владельца, словно был не по размеру.

– До смерти своей! – ответил Леонард. 

– Тю, дурень, – отозвался противник, – а ну, обзовись!

– Сам обзовись, – ответил флейтист, рассматривая неподвижного Пшибыла. Тот оглушительно испортил воздух, вызвав гогот в рядах окружавшего разведчиков неприятеля.

– Хлопци! Воны зараз газами травить будут! – серые тени перебегали между стволами деревьев. Отставной пехотинец насчитал около десятка. 

«Вот и все» – пришло ему в голову, он прислонился к сосне и задрал голову вверх. – «Вот тебе и все, пан хороший. И биться нечем, да и незачем. За кого? Зачем? А ведь и правда, убьют сейчас, и имени не спросят. Зачем солдату имя?»

Отставной пехотинец еще даже не понял, каково это - умирать? Идти-идти, что-то себе думать и вдруг неожидано умереть. Прямо здесь, в заваленном снегом лесу, где-то в Скучном декабре. Наверное, чтобы умереть нужно, быть виноватым, решил он. Ну, хотя бы в чем-то немножечко быть виноватым. Поискав в памяти свою вину, и он так ничего не нашел. 

Так он сидел и думал, пока его требовательно не окликнули. 

– Обзовись, падлюка! – щелкнул очередной выстрел, и пуля выбила светлую щепу из соседнего ствола.– Зараз стрельну, уже не пожалею.

– Штычка Леонард, седьмого стрелкового полка первой бригады четырнадцатого корпуса, – крикнул он в ответ, не желая умирать безымянным. – И Пшибыл Миколай, санитар из Берднаца. Тут мы, лопни мой глаз!