Про небо в алмазах и трудовые свершения

У "ливерпульской четвёрки", помнится, была песня про Люсю, которая в небе с алмазами. Ну, ясен пень, нормальные люди в курсе что на самом деле имели в виду Леннон с Маккартни. Но вот вам крест - я это самое небо в алмазах видел натурально, причём без всяких веществ. Просто меня ударило "карандашём".

Дело было на нашей первой производственной практике в технаре, на 3-м курсе. Она начиналась в аккурат после зимней сессии и каникул, так что на дворе стояли живительные питерские -15 - -20, а госпожи Тунберг, которая поведала бы про глобальное потепление, тогда ещё не было, возможно, и в проекте.

Меня, и ещё четверых горемык, включая старосту, отправили по жребию в одну из электромонтажных контор нашего города. И тут мы, естественно, сорвали джекпот, как иначе. Потому что основным объектом этой конторы но тот момент был ПНТ - Петербургский нефтяной терминал. ПНТ располагался на не особенно большом намывном полуострове в самом конце Дороги в Угольную гавань, находящимсяся за всеми прочими терминалами, то бишь крайним к заливу. Так что к бодрящему морозцу гарантированно добавлялся живительный лёгкий бриз с залива. М-м-м, красота!

Тогда мы неоднократно обсуждали между товарищами по несчастью не является ли это чарующее распределение мерой репрессивного воздействия со стороны учебной части. Ибо, по совпадению, 100% состава, отправленного в эти не столь отдалённые места, было замечено в студенческом активизме, но совсем не в том, который нравился нашему политруку (заму по воспитательной работе).

Но этому суровому бывшему вояке вообще сложно было угодить - возлияния на парах ему не нравились, возлияния во время дежурств ему тоже не нравились, да что там - он не был в восторге даже от возлияний на Днях здоровья. Стоит ли говорить, что наша интуитивная инсталляция, бросавшая вызов окружающему костному конформизму, и претендовавшая тогда на звание жемчужины современного искусства - горка из лавок, любовно собранных с трёх этажей нашего учебного заведения, и  составленная в одном из мужских туалетов - тоже ему не понравилась? Ну, чужд прекрасному оказался человек, бывает.

В общем, мы вполне обоснованно считали, что на нас затаили, и сейчас наступила расплата. Но, как бы там ни было, жизнь продолжалась, и работу надо было работать. Хотя бы для закрытия практики. Но вообще-то там ещё и деньги платили. Какие-никакие, но всё же - для худого студенческого кармана это был неплохой бонус. Тик-токов ещё не было, поэтому за торговлю лицом несчастным студентам никто платить не спешил. И пусть в процветающих странах Запада люди уже делали неплохие состояния, буквально измазывая холсты собственным говном, нас это не касалось. Мы были воспитанниками эпохи модерна - сделал реальное дело, получил реальные деньги. Помнится, я с той практики себе музыкальный центр купил. 

Из спецодежды нам, если не изменяет память, выдали только ватники. Всё остальное было своё. Но тогда это не сильно обламывало, какое-то количество шмоток из разряда "на дачу" было у каждого.

Я бы мог сказать, что именно там наши юные и назамутнённые пороком комсомольские души научили плохому, но это была бы явная неправда. Водка уже давно имелась в нашем обиходе, а про русский производственный я и не говорю. Но вот на труЪ работяг в их естественной среде обитания посмотреть было интересно. Лично мне, по крайней мере.

Коллектив конторских монтажников, работавших с нами, попался довольно разношёрстный, там были и мужики за пятьдесят, и парни чуть за двадцать. А уж ярких персонажей и не счесть, почти у каждого была своя изюминка. Холеричный прораб, вечно суетящийся, как с шилом в жопе, и вечно ставящий тем, кого он разносил в данный момент, в пример себя любимого: "Да я, *русский производственный*, 30 лет в монтаже, *русский производственный*, кидал по 40 километров кабеля в день, а ты, *русский производственный*, не можешь даже...".

Или вот дед там работал, всем дедам дед. В какой-то момент мы уже смекнули, что это, как сейчас сказали бы, лулзогенератор. Потому перед развозкой и на перекурах старались невзначай встать своей компанией поближе к нему. Он обычно что-то увлечённо затирал коллегам, а мы просто хихикали в ладошку. Я до сих пор вспоминаю наш локальный мем, подчерпнутый как раз у этого деда.

Как-то раз, на послеобеденном перекуре, он и мужичок чуть помладше стояли чуть в сторонке и обсуждали грибы. В какой-то момент разговоры в параллельных компаниях притихли - ну, знаете как это бывает - и в наступившей ловкой паузе отчётливо прозвучала реплика деда: "Эх, Коля, а как у меня жена сыроежки с чесноком готовит, ты бы знал! Лучше всякой хуйни!".

Мы ребята были молодые, смешливые, но всё же наше воспитание подсказало нам выйти за дверь, и уже там сложиться от смеха. С тех пор, подойдя к любому из сопричастных одногруппников с невинным вопросом "ну чё, как дела?", можно было с равной вероятностью получить два ответа - "лучше всякой хуйни!" и "как сыроежки с чесноком!".

Ещё там был бригадир, Серёга Герловин - бывший музыкант. Не, понятно, что "барыжничать проще, чем стучать на барабане", но почему-то всегда было обидно за таких людей. Его место было явно на сцене, а не на прокладке кабелей. Вроде как у него и группа своя была, но... Семья, дети, рутина, деньги - стандартная история. Но иногда он притаскивал акустику на локальные сабантуи в раздевалке, и играл. В основном своё. И играл он охренительно, и пел тоже профессионально поставленным тенором. Пожалуй, тогда я впервые в жизни увидел настоящего Барда. И осознал, что совсем не обязательно быть обрыганом в тельняшке а ля Грушино, чтобы делать в акустике Музыку. ) Да, кое-какой отпечаток это на меня отложило.

Но, помимо академического опыта, оставалась и сама работа. Терминал представлял собой ограниченное пространство, истыканное здоровенными цистернами с жидкими углеводородами. Типа как в "Белом солнце пустыни", только ещё больше. Между этими цистернами шли многоуровневые технические эстакады. По низу шли трубы с этими самыми углеводородами, где-то по середине - трубы и кабели системы пожаротушения, а вот силовые и киповские кабеля, почему-то, шли на самом верху. И как раз их-то мы и прокладывали. 

Тут ещё, пожалуй, стоит сказать про высоту. Не то чтобы я страдал акрофобией, но и не могу сказать, что ей наслаждался. Поэтому в первое время ходить по решетчатым палетам, находящимся где-то на уровне 6-7 этажа стандартной панельки, видя под собой землю, было немного ссыкотно. Но, вероятно, моя боязнь высоты всё же не превышала каких-то инстинктивных значений. Поэтому именно эта работа научила меня доверять конструкциям и снаряжению. Сейчас, при периодическом лазании по кранам это сильно помогает. Когда я смотрю вниз, со стрелы, находящейся на 30-40 метрах над землёй, очко, конечно, немного делает жим-жим. Но этот животный страх помогает победить осознание того, что на тебе надёжная обвязка, а вокруг - крепкое железо.

Но в тот момент беда пришла как раз с неожиданной стороны. Как раз тогда мы прокладывали по этой эстакаде какой-то злоебучий силовой кабель - 5х240, кажется. Это, если не ошибаюсь, вообще самое жирное, что бывает в гражданском электроснабжении. Один погонный метр весил эдак 20 кг. Так что на эту эстакаду загонялось по максимуму народу.

Но двое-трое должны были оставаться на земле. Потому что там стояла катушка с этим кабелем, и её нужно было крутить. Понимаю, что слово "катушка" у большинства ассоциируется со швейным делом, но нет, это не такая история. В нашем случае эта катушка была где-то 2,5-3 метра по закраине, и в девственном состоянии весила несколько тонн. Хотя того же 5х240 там было всего ничего - пару сотен метров.

Для того, чтобы всё это дело разматывать и подавать наверх, имелись два бесхитростных винтовых домкрата и ось, продеваемая между ними и катушкой. И если для хилых полутонных катушек с киповским кабелем или тощей силой годилась и какая-нибудь труба, то с "жирком" уже не забалуешь. Поэтому для самых толстых кабелей, и, соответственно - самых тяжёлых катушек, имелась специальная ось - целиковый железный прут метров 2,5 длиной и сантиметров 7 в диаметре. Наши "аборигены" называли её "карандашём".

Ну и вот, значится, где-то после обеда мы домотали эту аццкую бобину, завели концы в подстанцию, и настроение бригады, в целом, уже было направлено к лёгкому проебону. Мы спустились вниз, чтобы прибраться. Бригадир, естественно, озадачил именно нашу великолепную пятёрку на уборку последствий трудовой деятельности.

Мы, стало быть, опустили катушку на землю, кое-как выдернули этот карандаш, оттащили в сторонку домкраты, и туда же оттолкали пустую катушку. Но бригадиру этого показалось мало. Руководствуясь своими понятиями о прекрасном, он приказал нам оттащить карандаш чуть дальше, метров за 20, где ему был бы самый феншуй (карандашу, конечно, не бригадиру).

Двое наших ещё прводили в такой же феншуй те домкраты, поэтому карандаш мы понесли втроём. Сложно сказать сколько весила эта херовина, но по ощущениям - никак не меньше центнера. На троих тощих студентов в самый раз.

Ну и вот, подошли мы, радостно взвалили энту железяку на плечи, и, значится, понесли. Я стоял последним по ходу движения. И ведь всю дорогу меня не покидала подспудная мысля о некой неправильности происходящего. К сожалению, сформулировать её я смог только в последний момент, и уже в нецензурных выражениях.

Только когда мы подошли к искомому месту, и Волк скомандовал "бросай!", я внезапно осознал, что ребята несли эту херню на левом плече, а я - на правом. И сейчас траектория её полёта пройдёт чётко через мою голову.

Озарение оказалось слишком поздним, и, кажется, я не успел произнести даже исконное "бля". Я, как мог, попытался наклонить голову, но чуда не произошло - в неё таки прилетело концом этой паперды.

Если говорить сейчас, то я не сильно об этом жалею. Это было мощно. Это было красиво. Это были ощущения и эмоции, которые дано пережить далеко не каждому.

А тогда я натурально уселся на жопу. Потому что на ногах стоять было уже некомильфо - удар даже концом стокилограммового железного прута явно не располагает к прямохождению.

Ну и, кроме того, я перестал видеть. В смысле, видеть окружающий мир. Потому что в данный момент я видел то самое небо в алмазах - сверкающее нечто в пятидесяти оттенках серого. Но это было красиво. В голове моментально заиграли Битлы:

Picture yourself in a boat on a river

With tangerine trees and marmalade skies

Somebody calls you, you answer quite slowly

A girl with kaleidoscope eyes

При этом я отчётливо продолжал слышать всё, что происходило вокруг. И мне было даже немного неудобно перед товарищами, которые в тот момент трясли меня за руку и спрашивали всё ли в порядке. Что я мог им ответить? Что всё норм, меня просто переебало железным прутом, а сейчас я нахожусь в несколько другом месте, где всё немного иначе, ибо Lucy in the sky with diamonds, поэтому идите в жопу, пацаны?

Это было бы невежливо по отношению к моим верным товрищам, поэтому я промычал что-то вроде: "Да нормально, ща, посижу пять минуточек..". Тащем-то, минут через пять меня действительно отпустило. Зрение вернулось, и меня, на ватных ногах, препроводили в здание подстанции, где, собственно, бригада и проёбывалась до конца дня.

Видимо, я отхватил всего лишь лёгкое сотрясение. Меня мутило, но не тошнило. К концу дня я уже почти отошёл, а на следующий был в полном порядке. Тут, наверное, стоит сказать спасибо моим тренерам - пивоваренному заводу "Степан Разин" и различным маркам питерского портвейна в целом. Или нет. Не знаю. Но кому-то же нужно сказать традиционное спасибо?

Ладно, пусть это будут сыроежки с чесноком. Ведь, что ни говори, а они действительно лучше всякой хуйни.