Флешмоб "Превращение"

Меня вырвало дважды, пока я натаскала из сеновала соломы для того, чтобы хоть как-то обустроить свой ночлег. Пальцы, едва покрывшиеся струпьями, снова начали кровоточить и болеть, но я приказала их вопящему хору заткнуться хотя бы до утра. Когда «гнездо» было почти готово, я заметила, что теряю еще и волосы. Почесав макушку, я обнаружила прямо в центре головы приличных размеров лысину. Из нее уже пробивался робкий пушок других, более густых волос, но открытие ошеломило. Я шептала: «Сука», пока голос не отказал мне — а это произошло совсем скоро, ведь с рвотой я теряла воду, и горло пересохло вмиг. Даже дыхание стало царапать гортань, но к тому моменту, как жажда стала невыносимой, стала невыносимой и боль.

Скрючившись на импровизированной подстилке, я исторгла из себя хрип — больше ни на что я уже способна не была. Кости затрещали, ломаясь, мышцы начали лопаться под кожей, когда приступ жестоких судорог выгнул меня дугой, а потом я потеряла сознание, и пришла в себя только утром, задыхаясь от собственной вони и оглушенная звуком собственного дыхания.

Волосы валялись вокруг, пахло мочой, экскрементами и чем-то, похожим на мускус. Я поняла, что первую ночь я выдержала, но впереди были еще, по крайней мере, две, в течение которых судороги будут все сильнее. 

Альмира наверняка будет меня искать. И кто даст мне гарантию того, что она не найдет меня не ночью, в состоянии абсолютной беспомощности, когда единственное, на что я буду точно способна — это мяукать от боли, как кошка в родах? Ненавидя состояние, в котором я оказалась по ее вине, ненавидя ее саму, я, тем не менее, не могла не признать, что стала… сильнее?

***

Я села на землю, абсолютно голая, как новорожденный ребенок, и осмотрела свое тело с ног до головы. Руки стали длиннее. Ноги — тоже, более того, суставы и на них, и на руках гнулись в обе стороны. Ребра разошлись, и моя маленькая грудь стала еще меньше, словно атрофировалась за ненадобностью. Волосы на лобке и на ногах исчезли. Пока это было все, но я понимала, что такие изменения — только верхушка айсберга, и то, что отражается на моем теле снаружи, есть лишь малая часть происходящего внутри. 

Мною овладело безразличие. Я понимала, что должна испытывать страх и отчаяние перед такими кардинальными переменами, перед болью, прошедшей и будущей, но было все равно. Я потянулась всем своим новым телом, и тут подувший ветер донес до меня чей-то запах, терпкий, пряный, как запах пробежавшего несколько километров марафонца.