Флэшмоб "Отцы и дети"

Это добро есть у меня в текстах)

Для меня, наверное, ключевыми являются взаимоотношения Гиддеона и Фео из "Казнь Мира. Книга первая".

С отцом Фео старался не пересекаться.  Работы у члена Верховного Совета много и дома тот бывал редко. Если же  бывал, то Фео или выходил на улицу, или запирался в своей комнате,  притворяясь, что спит. Отец стоял под дверью, но никогда не входил и ни о  чём не спрашивал. Только когда тень Гиддеона не просматривалась в  дверную щель, Фео засыпал. Как он желал порой, чтобы отец пришел к нему и  сказал, что всё это ложь. Что Гиддеон – могучий магикорец, милосердный и  справедливый – его настоящий отец. Они даже внешне похожи, многие это  подмечали.

С того рокового для, будто  назло, Фео стали чаще обзывать безродным, вдобавок насмехаясь над его  чувствами к замужней женщине. Поначалу он считал, что Ратибор  постарался, и вновь его возненавидел, но ненадолго. Однажды ночью, когда  измученный воспалённый разум уже угасал, в памяти ожила последняя  услышанная от Ратибора фраза: «Вам бы повежливее о Гиддеоне. Он выше  вас. Во всём». «Нет, это не Ратибор», – подумал Фео, проваливаясь в  темноту. Злоба его обратилась на магикорцев. Он едва удерживался от  того, чтобы причислить к ним отца. «Он не такой, как они. Он добрее,  милосерднее. Он никогда бы не причинил боль другому», – повторял Фео,  как молитву, и тем себя успокаивал. Шли дни, и всё чаще в голове  мелькала иная мысль. «Причинил бы, – говорил некто из глубин сознания. –  Он лгал тебе. Послушай, что говорят о нём и поймешь, что он худший  человек на свете. Тебе такой отец не нужен!»

Фео  подчинился внутреннему голосу и стал ловить любое слово, сказанное о  Гиддеоне. Червивым клубком свивались в юной душе слухи, пересуды и  домыслы. Фео чувствовал себя больным, но продолжал собирать гадость.  Хотел думать, что сам отказался от пропащего человека. Гиддеон заметил  эти перемены, но говорить было уже поздно, Фео речь отца воспринимал как  белый шум. «Пусть я безродный, а ты – ходящий по головам», – таковой  стала новая молитва.

Фео могут отчислить за неуспеваемость, и на слушании присутствует его отец. Конфликт достигает предельной точки.

Старики ворчали и качали головами, пока  преподаватели песочили нерадивого ученика. Гиддеон, сидевший по правую  руку от магистра, не порицал и не вступался. Фео тоже никак не  оправдывался, стойко сносил все упрёки, хотя внутри закипала злоба. И  вот магикорцы обратились лично к его отцу:

– Гиддеон, как бы ни было велико твоё мастерство, Феонгост его не унаследовал. Известно, почему.

Гиддеон  молчал. Он будто вообще не слушал. Фео же сжал кулаки, которые под  широкими и длинными рукавами рясы не видны. Он бы сказал, что думал об  этих злобных лицемерах, но присутствие отца мешало. Ему одному Фео не  хотел показывать свою слабость. Достаточно того, что и так во всём хуже.

–  Верно, Гиддеон, – произнёс один из членов Верховного Совета, старый  сморчок Теврон. – Мы принимали всё, что ты делаешь, как должное, из  уважения к тебе. Даже позволили твоему, так сказать, сыну занять  престижное место ученика. Сам знаешь, как много желающих, и как сложно  им пробиться.

И на этот выпад Гиддеон  не ответил, а Фео сморщился от душевной боли. Ещё немного, и слова  прорвутся. Пусть его уже исключат, лишь бы это издевательство  закончилось. Тогда он отвергнет магикорцев, как они всю жизнь отвергали  его.

– Я, как заведующий  образовательным процессом, – продолжал Теврон, – имею право единолично  принять решение об исключении ученика, не прошедшего аттестацию. Однако  каждый заслуживает второй шанс. Если другой член Верховного Совета  поручится за Феонгоста, рискнёт, так сказать, своей должностью, то  мальчишка сможет снова пройти курс и попробовать аттестоваться.

Это было слишком. Фео сделал шаг вперед, но никто не обратил внимание. Все смотрели на Гиддеона.

– Что ж, разумно с твоей стороны не расставаться с местом, к которому ты так рьяно рвался, из-за безродного мальчишки…

Фео  не успел подскочить к ещё не замолчавшему Теврону, схватить его за  ворот и стукнуть носом о трибуну. Невидимая сила не дала сдвинуться, и  Фео застыл с перекошенным лицом и вытянутой рукой. Ещё миг – и руку  прижало к бедру.

– Это мой сын.

Тишина стояла в аудитории несколько минут. Даже со стороны улицы не доносилось ни звука, хотя все окна были открыты настежь.

Гнев Фео иссяк, и через миг магические путы спали.

Гиддеон  встал. Теврон тоже поднялся, но сразу сел под давлением пронзительного  взгляда пусть и младшего по возрасту, но не соизмеримо более  могущественного коллеги. Только пропищал:

– Ты лжешь…

– Это мой сын, – повторил Гиддеон и громче добавил. – Я его вырастил. Я готов за него поручиться.