Отцы и дети. Мать моя женщина - тоже в игре.

Флеш-мобы дело занятное.  Так что и я поучаствую. Серьезно относится к моим текстам противопоказано. 

До бабушки Фима добралась с трудом. Ее все еще штормило, а громкие звуки вызывали волны головной боли. Очень нежно донеся себя до стула, Фима села и приготовилась к матушкиным новостям. А Веренея Вячеславовна начала метаться по кухне. Она то хваталась за чайник на плите, и размахивая им, окропляла всех водой, то ставила его и хватала кувшин с чайным грибом и разливала терпко пахнущий напиток по полу.

 Фима от увиденного впала в прострацию и даже не возражала. Когда же через час восторг несколько угас, она потребовала от матери пояснить, что означает сие действо и не пора ли вызывать психиатрическую бригаду. Оказалось, что маман провела вчера восемь часов у экрана компьютера, наблюдая онлайн-перформанс. Два действующих лица, одетые лишь в набедренные повязки, бегали по сцене с большими чайниками «времен очаковских и покоренья Крыма», переливая воду из одного сосуда в другой. Периодически они бились головой о сцену или бодали друг друга. Все это символизировало быстротечность времени, а попытки пробить сцену головой его неотвратимость. Игра в баранов означала столкновение людских интересов на протяжении всей истории человечества.

Возможно, если бы не поминки и похмелье, Фима просто оборжала бы современное искусство, но крайне удачное стечение обстоятельств и времени привели к развязыванию ядерной войны. Услышав экзальтированный рассказ, Саблезубова, у которой неотвратимость инсталляции к завтрашнему дню вызывала нервный тик, незамедлительно высказалась о том, что любящая бабушка могла бы потратить эти восемь часов не на придурков с чайниками, напрасно тратящих чужое время, а на единственного внука, на которого она откровенно забила, предавшись культурному разврату. 

На что доктор наук, потрясая любимой коробкой монпасье - с ней, кажется, она расставалась только в постели – ответила:

– Я поражена! Нет, потрясена! Нет, раздавлена! Моя жизнь – искусство! Мой воздух – высокие чувства! Моя пища – духовность! Как, как у меня могли вырасти вы? Не понимающие, не сострадающие… Какая грешная физика, когда музеи и выставки мира открыли свои онлайн-двери? Ты не понимаешь момент, Эфимия!

Ассиметричная челка трагично взлетала над высоким лбом госпожи профессор. Фиме это навевало поговорку «что в лоб, что по лбу». Галина Андреевна тихо сидела в углу и с интересом наблюдала за битвой дочери и внучки. Бои без правил такого уровня разворачивались в семье редко, но были, как правило, крайне захватывающи и непредсказуемы. Сегодня она делала ставку на внучку.

– Момент?! Быстротечность времени? – заорала Фима. Башка как будто разлетелась на сотни леденцов в огромной жестяной банке Вселенной. Она представила себе переполненную рабочую почту, недоделанный графоманский бред Фохта, ненаписанную оду, непридуманную инсталляцию, несданное черчение, неисправленную двойку и лишние восемь часов, которые могли бы хоть как-то уместить эти радости жизни. Перемежая русский классический с русским матерным дочь обрисовала весь перформанс своей нынешней жизни, неотвратимость сроков сдачи работ и высокое искусство выживания в условиях удаленного обучения подростка. 

Веренея Вячеславовна схватилась за голову. Конечно, она осознавала, что Ефимия знает ругательные слова – увы, живем не на облаке – но что ее девочка так мастерски употребляет многоэтажные конструкции, корнями которых были жалкие четыре-пять слов, – такого она еще не слышала. Откуда? Ах, эти низкосортные романы, которые дочь переводит из корыстных побуждений. Нет, лучше жить скромно, но оставаться духовно чистой. Этой мыслью маменька поспешила поделиться с присутствующими, чем вызвала новый виток интересных и образных выражений.

Фима была не просто зла. Все действующие вулканы планеты сейчас казались ледниками рядом с кипящим возмущенно разумом Саблезубовой. Только любимая маменька могла так довести дочь.