Отцы и дети, флешмоб

Я старался встречаться с братом только после еды, но мне всё труднее было с ним общаться. Я предвидел, что тяга к его крови может стать сильнее меня и думал, как сказать ему о том, что нашим встречам следует положить конец. Если бы удалось уговорить отца раскошелиться  – а я считал, что часть денег моей семьи принадлежала мне по праву  – я мог бы покинуть страну, и эта проблема отпала бы сама собой. Для меня уже не было сложным просто отобрать деньги у любого, кто их имел, но опускаться до воровства не хотелось. Дик оплачивал мои расходы, но денег остро не хватало, и он всё-таки уговорил меня обратиться к отцу.

Нужно было спешить. Родители уже завершили дела в городе и могли назначить отъезд на любой день, а мне не хотелось покидать Лондон вслед за ними.

В тот вечер, когда я пришёл, полный решимости поговорить с отцом, Дик ещё не вернулся домой. Возможно, это было к лучшему: я собирался добиться денег любой ценой, и присутствие брата могло оказаться нежелательным.

Я зашёл в кабинет и остановился у дверей. В комнате почти не было мебели. Украшением её служили оружие и щиты, развешенные на стене, в углу стояла фигура рыцаря в доспехах. Мне всё это казалось неуместным для такого маленького помещения. Вероятно, рыцарь с его настенным арсеналом знавал большие залы и лучшие времена. Сейчас перья на его шлеме выглядели потрёпанными и побитыми молью.

У погасшего камина стояли два удобных кресла, но отец сидел на жёстком стуле перед бюро и занимался письмами. Домашним отрывать его от этого занятия не позволялось. Некоторое время я, незамеченный им, молча рассматривал заплывший жиром затылок и шею в складках и совершил несколько открытий.

Я утвердился в мнении, что не испытываю к этому толстому эгоистичному старику никаких родственных чувств, обнаружил, что меня совершенно покинули страх перед ним и сыновняя почтительность, и понял, что, хотя я вовсе не был голоден, запах его крови для меня гораздо привлекательней, чем запах крови Дика.

Уверенный в своих силах и полный неясных предвкушений я обратился к нему:

 – Отец, я хотел бы получить своё содержание за три месяца вперёд.

Он едва взглянул на меня и вновь отвернулся:

 – Ричард, ты же видишь, что я занят! – голос его звучал почти спокойно, но я отчётливо улавливал раздражение. – А о деньгах и речи быть не может: мы и так потратились в этот сезон, да и похороны твоего брата вылились в кругленькую сумму.

 – Отец,  – тихо сказал я.  – Ты опять спутал меня с Диконом.

Он вечно нас путал, но на этот раз его ошибка стала роковой. Я встал так, чтобы свет отразился в моих глазах зелёным отблеском, и оскалился в широкой улыбке, медленно выпуская клыки. Я был уверен, что мне не придётся долго убеждать его.

Мне и не пришлось. Он что-то жалко бормотал. Письма разлетелись из его трясущихся рук, чернильница опрокинулась.

Противно было смотреть на его суетливые неловкие движения, и я отвернулся, бросив:

 – Скорее!

Я недооценил отца. Страх и жадность придали силы старому барону. Свою ошибку я понял только тогда, когда копьё, вонзившееся мне в спину, проткнуло меня насквозь.

Какая дикая боль!

Он попробовал сбежать, но я не дал ему такой возможности: швырнул на пол и придавил ногой горло. Обломить древко за спиной я не мог и, шипя от злости и боли, стал вытаскивать копьё спереди. Именно в этот момент в комнату вошёл Дик. Он тихо охнул и рванулся вперёд, но, повинуясь моему жесту, застыл у дверей, бледный и безмолвный.

Я, наконец, протащил через себя бесконечно длинное древко и с отвращением бросил копьё на пол.

 – Тебя перевязать? – робко спросил Дик.

Горло перехватило, рот сводило горечью, но боль уже затихала.

 – Стой, где стоишь,  – сказал я, расстегнул камзол, с печалью отметив, что это один из моих любимых, и рубашку. Насколько опасна рана? Но она уже почти затянулась. В животе было странно: не столько больно, сколько неприятно, будто там кто щётками орудует. Сильно зудело. Я потёр спину и осторожно почесал рану спереди. Она прямо под моими пальцами превратилась в красный шрам. Дик резко втянул в себя воздух, но я не обратил внимания на его удивление, потому что в этот момент тело у меня под ногами выгнулось, и барон захрипел, прижимая руки к груди.

Я подхватил его, поднял, прислонив к стене, и обернулся к Дику.

Он отшатнулся.

 – Иди к себе,  – скомандовал я, и снова повернулся к барону.

 – Тони, только не убивай его! – я не думал, что он посмеет меня ослушаться, но Дик остался стоять у дверей.

 – Не буду,  – я и не хотел убивать отца. Нет, только не сейчас, не сразу. После того, что он сделал, это было бы слишком милосердным.

Дик поколебался и вышел. Как раз вовремя: присутствие брата не давало мне сосредоточиться, а жажда стала нестерпимой. Барон тихо хрипел, но не пытался вырваться. Его слепой ужас забивал все остальные эмоции, но я не стал его трогать, только чуть ослабил: мне не хотелось, чтобы отец скончался от удара на месте. Меня окатывало волнами страха и брезгливости.

Я не только утолил жажду, но и легко получил от барона всё, что хотел, а затем стёр из его памяти свой визит. Я уже знал, что буду приходить к нему ещё и ещё. Возможно, если бы я почувствовал хоть следы приязни, то принял бы другое решение…