Оборотница. Превращение

Пробуждаюсь из зимней спячки и врываюсь во флэшмоб с единственной оборотницей на все свои книги. Наверное, потому что главным изменением всегда считала изменение психологического характера, оно и самое главное и самое реалистичное, да разве в одном эпизоде об этом расскажешь? Пусть будет лучше немного сказочности.

Отрывок из романа "Неживая вода", который, кстати, скоро выходит в аудиоформате.

... – Садись, Игнат. В ногах правды нет. Ты сказки моего деда читал?

Игнат наморщил лоб, вспоминая, но на ум ничего не приходило, а потому снова качнул головой.

– Жаль, – вздохнула Леля и подалась вперед. – А хочешь, я тебе его книгу подарю? «Волшебные сказки Прохора Баева». С личным автографом! А?

От ее прикосновения тепло достало до сердца, окутало негой, напитало сладостью. 

– А есть там сказка про волшебную птицу? – медленно, словно в бреду, проговорил Игнат. – Чей голос так сладок, что услышишь его и забудешь обо всем на свете…

– Всякие есть, – мурлыкнула Леля и придвинулась ближе, ее глаза стали ярче, зеленее. – И про птиц сладкоголосых, и про мавок, которые парней в болота заманивают. И про волшебного кота, что сидит на железном столбе в заколдованном лесу, где ни птицы не летают, ни звери не ходят, ведь кто сказки его услышит, на того мертвый сон найдет. Да только что тебе до них?

Она обвила его руками, заглянула в лицо, а показалось – в душу.

– Разве я не пленительнее птиц и русалок? Разве мой голос не сладок? А я – не хороша?

Губы, мягкие и желанные, коснулись онемевших губ парня.

– Поцелуй, – попросила, запустив под его рубаху ладони. И наткнулись на холод металла. Раздалось шипение испуганной кошки, и Леля отпрянула. Ее лицо пошло рябью, исказилось, как в отражении кривого зеркала. Лунными плошками сверкнули глаза, загривок ощетинился черной шерстью. Игнат отшатнулся, гаркнул:

– Сгинь, нечисть! – и ударил наотмашь.

Утробное урчание раздалось снова, и не девичья рука – когтистая лапа, – махнула перед лицом. Игнат вскрикнул, ударился затылком о железный поручень. На глаза будто накинули черное покрывало, и он провалился в пучину тяжелого сна, что подобен смерти...

И вот, чем это происшествие объяснила мимо проходящая юродивая нищенка (откуда узнала? Бог весть! Такие все знают):

... – Ты черную кошку ударил. Быть беде.

Голос у юродивой попрошайки оказался гнусавым, плаксивым. Из-под низко надвинутого платка поблескивали влажные пуговки глаз.

– Откуда… знаешь?

Юродивая потопталась рядом, тронула за плечо сухой лапкой.

– А вот она, шерсть кошачья!

В цепких пальцах остался черный волос Лели.

– Хочешь беду отвести, – снова загнусавила попрошайка, – брось волос в огонь. На весеннее равноденствие надо от всего старого избавляться.

Игнат медленно поднялся со скамьи, словно лунатик.

– Откуда про черную кошку знаешь? – холодея, повторил он. – Кто они?

Юродивая отступила.

– Грядет беда, – забормотала она. – Черная кошка дорогу перешла, тьму накликала. А в твою душу тьме нетрудно попасть. Вот он, разлом.

Скрюченный палец прочертил в воздухе вертикальную борозду, и спина Игната отозвалась саднящей болью, будто снова ощутила прикосновение охотничьего ножа...

Леля-оборотница как персонаж появляется в еще одном романе - Ихтис, где внедряется шпионом в общину старообрядцев, но это уже совсем другая история