Когда рухнет плотина

Жил - был царь. Опальный правда, без державы, но когда у него таковая еще имелась, она называлась "Дум".

Бывший властитель Дум часто покидал хоромы под видом простого смертного, точнее бродяги Василия.

Как говорится,однажды, а если быть точным, то в очередной раз, отправился царь по свету погулять. Свету стало щекотно от царственной поступи, и он стряхнул "Василия" к берегу реки, на которой ватага мужиков плотину возводила.

— Вы кто? — обратился царь к старшине работяг?

Тот оглянулся на труды рук своих, оценил брезгливым взором грубо тесаные бревна, невпопад поперек реки нагроможденные, и ответил:

— Бобры, видимо.

— Съязвил. — Догадался царь.

— Догадался. — съязвил бобер.

— Когда закончите?

— Когда плотина рухнет.

— Когда рухнет?

— Зависит от качества нашей работы.

— Чем хужее построите, тем быстрее рухнет?

— Мы — лучшие. — зевнул бобер.

— Зачем? — удивился царь, — куда смотрит ваш проф.союз?

— За поворот горизонта событий, так сказать, прозревает дальнюю перспективу, недоступную среднему уму.

— Она, перспектива, вам недоступна, но она есть! — снова догадался царь.

— Ты — не нашего поля ягода, — рассердился бобер на разоблачителя тщетности бобрового бытия, — шел бы ты....в Клещевку, там куча народу "без царя в голове обретается".

"Раскусил, грызун земноводный." — закусил губу Вася:"Мдааа, истинную сущность не скроешь..."

Тем временем, и аж с конца марта, в Клещевке, на крыше терема сельского богатея Парфена, аккурат рядом с голубятней, Марфуша — дочка кузнеца Зосимы, сиживать стала. Снимали ее оттудова по первости, покамест не надоело: вроде сигать на зубья забора не собирается девка, а вниз спущать ее — та еще морока, с визгами кровоостужающими, зубками острыми, ноготками кусачими...."пущай сидит, коли хочется": решили люди.

А чего сидит? Шут ее знает, все вдаль смотрит, будто ждет кого. Одна забава мужикам — когда ветер сарафан с подъюбниками Марфушкиными кверху задирает. Баба то красивая, и подъюбники кружевные да белоснежные.

— Что, Марфушка то, на выданьи? — спросил Зосиму подоспевший в Клещевку к полднику царь, как раз, когд сарафан в очередной раз ветер в мужицких головах поднял (но не токма его).

— Ну да, да кто ж такую возьмет - то? — проворчал в ответ Зосима. —Без царя в голове девка...

"Без меня!" — мысленно возмутился Вася, а вслух спросил:

— И как, не скучает, без царя то?

— Как не скучать, ...скучает, ажно от скуки на стену лезет, а зубки острые, ноготки кусачие, так по стене на крышу и взбирается каждый божий день.

Царь дослушал Зосиму, подошел ближе к купеческому терему, облокотился на плетень, к осиновым кольям подвязанный, и гаркнул зычно Марфуше:

— Спущайся, я пришел.

На радостях, Марфуша спустилась — как вурдалак, уставший от вечной жизни, прямиком с крыши  сердцем на осиновый кол.

Обагрились алой кровушкой белые груди, и от радости встречи бедняжка родила на последнем вздохе.

"Ушла в ясном уме и при светлой памяти": заключил царь, только что принявший роды, перегрызая пуповину сиротке — румяному мальчонке.

— Сирота, да не круглая! — подоспел с уточнением не подоспевший к последнему вздоху дочери дед Зосима, — стал ты, незнакомец, царем в голове Марфуше, быть тебе и отцом мальцу, нето голову об наковальню расплющу... Как сына назовешь?

— Если о наковальню, то Бобром, — недолго думая ответил царь, — когда рушится плотина, бобры всегда живыми оказываются...

Унес Василий сына в хоромы царские, только из низины клещевской вышел, так плотина и рухнула — снесла вода речная, с бревнами вперемешку, Клещевку с лица земли.

— Вот она, сила имени, вдохновеньем неподдельным да дедом подстегнутым данная, — восхитился царь, обращаясь к наследнику — Бобру, — только вот сородичи твои, плотину злосчастную воздвигшие, сказали, что не вашего брата поля ягода я, видать свергнешь ты меня, сынок, с престола, как подрастешь...

Бобер мечтательно улыбнулся, и засунул  ручонку в рот, по сиське материнской да с родной деревней речной водой схороненной вздыхая.