Графомании псто

Лихорадка Мирчи – болезнь не смертельная, но неприятная. Температура падает,  во время приступов дико болит голова, мышцы сводит судорогами. Длится это, если не лечить, пару недель, потом организм, как правило, берет над болезнью верх. У редких несчастных болезнь затягивается и может длиться месяцами.

Если лечить, особенно запихнув больного в керроанскую камеру анабиоза, в которую керроанцы устанавливают медицинский модуль «по умолчанию», через два дня будешь здоровее прежнего. Если, разумеется, камеру не хакнули, чтобы она работала без всего комплекта медикаментов, чтобы летать между мирами дешево и рисково.

Антону повезло – на «Кузнечике» штатные анабиозные камеры были, считай, в заводской комплектации – между звездами «Кузнечик» летал лишь раз и то в качестве попутного груза. При этом экипаж, разумеется, мог бы спать в камерах «Кузнечика», но они летели как пассажиры на транспорте Корпорации «Аквила-ДзЁмон».

Когда стало понятно, что он заболел, «Кузнечик» уже заходил на посадку на Арджуну. И капитан приказал ему ложиться в анабиозную камеру. Не то чтоб Антон возражал – голова трещала словно с похмелья и начинало сводить икры. А что до прогулок по планете...

Перед тем как согласно кивнуть и в сопровождении Абдуллы Мао, коренастого уроженца Лимы отправиться в капсулу, Антон посмотрел на проекцию – кибермозг корабля выводил на нее изображение Ракши, одной из двух обитаемых планет, вращавшихся вокруг Агни. Как их еще называли –Херовый дубль. 

Агни, местное солнце, вряд ли можно было назвать горячим, красный карлик, немногим больше Юпитера, пусть даже и в сотню раз тяжелее, казалось тусклым. Но и этого хватало, чтобы греть сразу три планеты в зоне Златовласки. Две  из которых были вполне себе пригодны для обитания, если тебе, конечно, нравится жить в узкой полосе между раскаленной каменистой пустыней на солнечной и царством вечной ночи на теневой стороне, планеты, которую приливные силы остановили давным-давно. Не то, чтоб окончательно – она все же вращалась, пусть даже сутки здесь длились многие сотни земных лет. Достаточно, чтобы полоса растительности ползла вслед за границей дня и ночи.

На Ракше  вода – едва ли не самый дорогой товар. В обмен на воду можно купить многое – от используемых в парфюмерии выделений местных животных до «пустынного янтаря». И то и другое наверняка можно синтезировать, но «созданное природой, а не человеком» ценится много больше.

Или можно жить на Арджуне, на покрытом льдом шаре, где жизнь теплится в океанах под многометровым льдом и сосредоточена в основном вокруг подводных вулканов и в геотермальных оазисах на суше, периодически замерзающих.

Они должны были приземлиться вблизи одного из оазисов, а затем доехать до него на вездеходах, надежных и способных выдержать любые перепады погоды, которые не убьют человека мгновенно. Куда надежнее, чем на коптерах или единственном флаере, все же имевшемся в грузовом трюме их космолета. Там, в кальдере вулкана, в обветшалых климатических куполах и вычурных каменных домах, сложенных из обломков базальта и обсидиана, жили потомки переселенцев, прилетевших сюда сотни лет назад и выбравших для освоения ледяной шар Арджуны.

Два мира G3, третьесортные миры, на которых человек может выжить, но в условиях близких к невыносимым. Чем думали люди, решившие их заселить он не знал, но колониям на Херовой Двойке было уже почти триста лет. Вроде бы они были освоены еще первой волной миграции – одними из первых кораблей-ковчегов. Черт знает, как оно было на самом деле, одно он знал точно. На Херовую двойку привезли выходцев из Индии.

Они были странными. И дочерна загорелые жители Ракши и бледные, словно вампиры жители Арджуны. Пожалуй, что ракшанцы нравились ему больше. Пожалуй, он бы и не выходил на поверхность Арджуны, если б не до неприличия вольные нравы местных жительниц. И жителей, но жители его точно не интересовали, по крайней мере в этом плане.

- Мы тут на неделю как минимум. – Мао довел его до медотсека, открыл одну из камер, отвернулся, когда Антон начал раздеваться. По вере Мао мужчина мог смотреть на обнаженного мужчину только если это его партнер по мультибраку. – Через три дня мы приедем за тобой.

- Хорошо. – Антон разделся, лег на мягкую, ребристую поверхность ложемента, почувствовал прикосновение медгеля, затягивавшего его тело словно в болото, едва ощутимые уколы зондов. Сегменты крышки камеры начали закрываться оставив открытым только его лицо. – Запрограммируй анабиоз на три дня.

Мао повернулся к нему, кивнул и пробежался пальцами по сенсорной панели камеры. Нейроимплант Абдулла не вживлял, религия это запрещала. Любые модификации тела, кроме косметических, были запрещены аннафарам. Как всегда это порождало множество прочтений и во многих аннафарах трудно было узнать людей, но Антон никогда не слышал об аннафаре с нейроимплантом. Хоть хер на лоб приделывай, главное не трогать мозг.

Последние сегменты крышки камеры закрылись, на лицо Антону опустилась маска. Он вдохнул теплый, чуть солоноватый на вкус воздух системы жизнеобеспечения, сдобренный седативным газом и не успев досчитать до пяти погрузился в сон.

Проснулся он с ощущением, что ему снился хороший сон, но вспомнить ничего не мог. Тело казалось невесомым, то прекрасное ощущение, когда вообще ничего не болит, когда кажется, что ты способен свернуть горы и чуть ли не летать. Крышка камеры открылась, чуть влажная после медгеля кожа покрылась мурашками, хотя, он точно знал, температура в отсеке была комфортной.

Антон выбрался из камеры, взял лежавшую в изголовье одежду, натянул мягкое, приятно облегающее тело термобелье и надел комбинезон. Орел с бриллиантом в когтях, эмблемма «Аквила-ДзЁмон» раскинул крылья у него на спине. Антон с удовольствием потянулся, потом потер щеки – щетина отросла, словно он провел в анабиозе не три дня, а как минимум неделю. Как всегда после анабиоза он чувствовал себя словно заново родившимся, сил и бодрости хоть отбавляй, настроение прекрасное.

Он вызвал интерфейс импланта, с удивлением понял, что пролежал в анабиозе пять дней вместо трех. Попытался вызвать капитана, но связь через импланты была недоступна.

- Кузнечик, соедини меня с капитаном. – сказал он и проекция ИИ корабля, прозрачная фигура, изображавшая экзотическую танцовщицу, появилась перед ним. Когда капитан программировал ИИ чувство юмора ему явно изменило.

- К сожалению, это невозможно.

- Тогда с любым из команды. Куда они все пропали?

- Капитан и остальные члены команды мертвы. – голос проекции, томный, словно у подвыпившей проститутки, заставил Антона передернуться от несоответствия содержания и тона. – У меня был запрет на вывод из анабиоза по аварийному протоколу, поэтому вы не были оповещены, временно исполняющий обязанности капитана Антон Черкай.

От прекрасного настроения не осталось и следа.

- Полный доклад. Погоди... Сейчас я дойду до поста управления.

Надобности в этом не было, Антон мог вернуться в медотсек, просто лечь на пол и получить всю информацию на имплант. Но ему показалось, что если он будет сидеть в кресле капитана, узнавать новости будет как-то спокойнее. Или принимать решения.

Антон раз десять пересматривал записи микрокамер с одежды капитана и «грузчиков» и нейроимпланта старшего пилота. Подключать «слепок» нейроимпланта он не рискнул, хотя и была такая возможность. Возможно, что это позволило бы ему понять, что случилось, но «слепок» передает все ощущения, а ощущения пилота, которого живьем разорвали на куски явно были не из приятных. Он смотрел,  как стихают разговоры и смех, как меняются лица арджунцев. 

А потом, в полной тишине, они набросились на космонавтов. Они не использовали оружие, хотя у большинства оно было. Впрочем, это и не понадобилось – хватило рук и зубов. Больше всего его поразила девушка, сидевшая на коленях капитана, почти обнаженная, если не считать тончайшей, прозрачной туники и украшений. Она смеялась, кормила его с руки, а потом вдруг замолкла, отстранилась на пару секунд, а после впилась капитану зубами в лицо, все так же молча.