Немного заслуженной клубнички

После публичной порки ребята проснулись не только избитыми, но и знаменитыми. 

Девушки всех факультетов, впечатленные подвигом девятерых полуобнажённых студентов, выбрали себе героя по вкусу и принялись наведываться в комнаты избранников с предложениями своей заботы. Они приносили гостинцы, справлялись о самочувствии, не пренебрегая возможностью поухаживать за пострадавшими спинами.

Первым на удочку женской страсти попался Рир. Ванда застукала его с пышногрудой брюнеткой с сельскохозяйственного факультета. Лилия Вырк сидела на Рире верхом, в очень деликатной позе и дула ему на располосованную спину. При этом ее голые груди тоже участвовали в лечении, заботливо оглаживая  торчащие лопатки красавчика. 

- Да я сам не понял, как она сняла лифчик, - оправдывался потом Рир. - Она просто пришла и предложила помазать шрамы вазелином… Тебя не было, а все болело. Знаешь, как оно ноет и горит? Вот просто не переставая!

- Рада, что тебе стало легче, - ответила Риру Ванда. - Вот пусть она тебе и дальше мажет, дует и даже лижет! Тряпка!

Ванда была злее всех злющих ведьм. Сказала: "Так и должно было быть, и даже хорошо, что случилось. Давно пора было его бросить". Она запретила нам даже упоминать Рира в разговоре.

Впрочем, через пару дней Ванда оттаяла и осторожно попросила меня узнать, как там Рир… 

Рир страдал от боли и страдал без Ванды, так что в итоге они опять помирились.

Остряк Паул во всеуслышание заявил на кухне, что готов ещё месяц другой терпеть боль и спать на животе, лишь бы за ним так же заботливо ухаживали нежные руки круглобокой медсестры Алишы. В первый же день знаменитой порки, блондинистая Алиша Грачевски принесла Паулу витаминную настойку из кулиягоды. Тот не растерялся. Не переставая постанывать от боли, тут же выдал пару свежайших анекдотов про врачей, после чего Алиша, конечно, осталась.

Тигиля с его эффектным хвостом и кожаным обмундированием, и Левона с его красивыми плечами и черными усами вообще растащили по нитке. 

В итоге Тигиля на время прибрала к рукам звезда с четвертого курса. Причем по версии девочек, Талески повелся на нее потому, что его пытался припугнуть бывший парень красавицы. Такое Тигиль спустить судьбе не мог и парень остался с носом. Честный Левон отбивался от девочек, но тоже, говорят, с переменным успехом, в итоге вернувшись к привычной роли вздыхать по Дамине, которая как и прежде не давала ему надежды ни на что, кроме дружбы.

Даже Герт нашел себе девушку. Милую, скромную первокурсницу, такую худенькую и домашнюю, что рядом с ней он наверняка чувствовал себя взрослым и опытным.

И только у Эрика возникли непредвиденные сложности.

Он пять дней провалялся в лазарете животом в матрац, мучаясь от боли. 

Я навещала его каждый вечер, специально убегая от Эмиля на полчаса пораньше.  На третий день я принесла банку с особой серой и вонючей лошадиной мазью, которую врачи берегли, и которую девочки с медицинского утащили из лазарета специально для пострадавших ребят. 

У Эрика в палате был посетитель. Немудрено. Был и был. У Эрика всегда кто-то есть. Я постучала, вошла и увидела Лору. Ту самую, которая подшивала ребятам штаны и ту, которой пьяный в стельку Эрик сделал предложение в столице.

Лора сидела на краю его кровати, как у себя дома и заботливо мазала Эрику спину из точно такой же банки с серой лошадиной мазью. 

- Заходи… - Эрик отлепил щеку от подушки, улыбнулся, а Лора перестала его намазывать и посмотрела на меня с некоторым испугом. Я почуяла ее напряжение, почуяла неприязнь и ревность. Видимо, у этой серьезной Лоры, действительно были на Эрика очень обстоятельные и далеко идущие планы. 

- Я могу позже прийти, - я остановилась на пороге. 

- Заходи, заходи. Знакомься. Лора, это Итта. Итта, эта Лора.  

- Привет, Лора, - кивнула я. - Мы знакомы.

Повисла неудобная пауза.

- Вообще, я пришла узнать, как ты… - проговорила я неуверенно.  

- Уже лучше. У Лоры золотые руки… - нарочито вежливо ответил Эрик. 

- Эм заходил? - спросила я, хотя отлично знала, что заходил.

- Угу, - кивнул Эрик. - С трудом его выгнал. Он пил мой мозг маленькими, вот такими вот малюсенькими глоточками. Ну ты знаешь, как он умеет… 

- Ясно, - вздохнула я. - Ну, раз ты в надёжных руках, я, пожалуй, пойду.  

- Погоди, - Эрик сел. - Темная дева. Могу я попросить тебя об услуге? Ты могла бы добыть гитару? Спросить у кого-нибудь, украсть? А?

- Зачем тебе сейчас гитара?

- Пойми, - он лукаво посмотрел на меня. - Мужчина постоянно должен что-то держать в руках. Меч, женщину, ну или хотя бы гитару...

Намек был более чем прозрачный. Лора по-прежнему отказывается от близости с ним, но своим присутствием отгоняет других желающих. Посему Эрик собирается скрасить себе жизнь музыкой и просит поучаствовать в этом именно меня.

- Поняла, - не скрывая своего торжества, улыбнулась я. - Поправляйся. Будет тебе гитара. 

Пока Эрик лежал в лазарете, Эмиль жил в комнате один. Вернее, со мной. До восьми вечера, разумеется. За десять минут до комендантского часа начиналось всемирное переселение общежитий. Девочки выкатывались от мальчиков, а мальчики от девочек. 

Установив этот идиотский комендантский час капитан Чанов добился совершенно противоположного результата. Намереваясь таким образом блюсти нравственность детей от пятнадцати до двадцати лет, сидящих без дела на одной территории, когда небо усыпано звёздами, лето на исходе, где-то война, и неизвестно сколько той жизни осталось… В этих объективных обстоятельствах "знаток" детской психологии Чанов потерпел полное поражение. 

И раньше благоволивший юной любви Туон, теперь словно с ума сошел.

Именно в этот момент всеобщего сексуального помешательства на горизонте нелегкой жизни моего Эмиля появилась большеглазая Валена Браско. Грустная томная девушка, посылающая ему засушенные ещё в июне лепестки дикой розы в конверте, вместе с бездарными стихами, написанными пером на обожженной по краям бумаге. Ответы на эти послания Валена не получала, а потому взяла в привычку дежурить у него под окном. Вот просто стояла под берёзой, не сводя с окна глаз. Я ее чуяла. И меня это бесило. Валена училась на биологическом, потому я попросила Тигиля осторожно поговорить с ней, сказать, что у Эмиля уже есть девушка, и что своим стоянием под окном она очень нас смущает. Валена передала мне через Тигиля много всего интересного, суть которого вкратце заключалась в следующем: я могу подавиться его ремнем, а она будет делать, что считает нужным, потому что знает, что Эмиль - ее судьба.

Впрочем, с самим Эмилем она пока не разговаривала. Он лежал… 

Ему было очень плохо в первый день после порки. Боль душевная и боль физическая заставили моего возлюбленного немного ослабить контроль. 

Я лежала рядом на его кровати, но даже обнять его было нельзя, потому что в первый и второй дни у Эмиля болела не только спина, но и все синяки и ушибы. Он грустно улыбался, гладил меня по щеке и рассказывал обо всем, что пережил. Я слушала, затаив дыхание. История его была суровая и по-настоящему трагическая. На ее пересказ он истратил все силы и уснул. А я осторожно гладила его по голове. Как мне нравились их волосы. Жёсткие, приятно царапающие ладошку спутанные колечки. Темная охра...

Потом мы учились целоваться, пару дней по несколько часов только этим и занимались. В итоге стёрли губы и так извелись в этом томлении, что Эмиль попросил разрешения расстегнуть верхнюю пуговицу моей рубашки.  

Сначала погладил мою грудь через ткань, а потом взялся за костяную пуговицу и спросил: 

- Можно? Одну!

Хотелось похулиганить, самой снять блузку, положить руку ему на штаны. Но я не решилась.

То, что он уже не стеснялся упирающегося в меня каменного члена, пусть пока через брюки, уже было огромным шагом вперёд. А теперь он спрашивал про рубашку. 

Будь на моем месте любая другая, не иттиитка, она бы решила, что парень слишком уж робкий и осторожный, и наверное обеспокоилась бы этим. 

Но я была иттиитка, и слышала, что Эмиль просто не выпускает себя, чтобы не обрушить всю свою страсть на по его представлениям ещё маленькую, неопытную, и очень любимую девушку. О, как я была ему благодарна за эту заботу! И как меня это мучило и заводило!

- Можно, - улыбнулась я. - можно даже две пуговицы. Три или четыре... Ты же топлес. С этими жутко привлекательными шрамами на спине. Надо уравновесить силы.

Он сглотнул, улыбнулся и, белый от возбуждения, снял с меня синюю рубашку Эрика, а потом лиф их матери. Это был великий прорыв тех безнравственных дней, длившихся пока Чанов не догадался, что если он немедленно не пристроит детей к делу, то королевской казне придется оплачивать не одну повитуху. 

На седьмой день нашего пребывания в Туоне началась эпоха изнурительных общественных работ. Но пока это не случилось, Эрик безуспешно подкатывал к Лоре Шафран и мучал принесенную мной гитару, а мы с Эмилем сколько душе угодно могли заниматься мучительными и упоительными ласками топлес.