Гвардейская плеть

Все время, пока пороли друзей, Эрик стоял в самой вызывающей позе, развязно сунув руки в карманы гвардейских штанов и отчаянно пряча страх. Желваки на его скулах вздулись, нос побелел. Я слышала, как он кипит, как распаляет в себе гнев на совершаемое над друзьями несправедливое бесчинство. Сторожевой пёс, мечтающий отомстить жестоким хозяевам и безрезультатно рвущий сдерживающую его верёвку.

— Непослушных детей наказывают розгами, — оглядывая строй избитых студентов, строго произнес Чанов. — Но к гвардейской форме по уставу прилагается плеть.

По толпе прошелся ветер возмущенного шёпота. Розги второго образца — вот он, оказывается какой — знаменитый гвардейский юморок. Кто не слышал о гвардейской плети? Ей пугали непослушных мальчишек, с которыми матерям было не сладить. Мол, не будешь учиться, пойдешь в армию и там попробуешь гвардейскую плеть...

Эрик побледнел. Я растерянно посмотрела на Эмиля. Тот опустил голову, а потом вскинул. Что-то он хотел сказать, даже подался вперёд, нелепо махнул руками. Боясь, что Эмиль совершит какую-нибудь глупость, Левон и Тигиль схватили его за плечи. Так и держали.

Принесли плеть. Гвардеец подал ее капитану, но тот не взял. Кивнул — сами.

Эрика взяли под руки и вывели к памятнику. Двое мужчин в красной форме с золотыми алебардами и высоченный подросток, не по-военному гривастый в таком же красном кителе, рукава которого были коротки, и тощие руки торчали из них как птичьи лапы...

Эрик повел плечами, стряхивая с себя гвардейцев:

— Я сам. Стриптиз для всех прекрасных дам, почтивших своим присутствием эту драматическую пьесу.

Голос его заметно дрожал.

Эрик принялся расстёгивать медные пуговицы, пальцы его не слушались.

Оставшись в одних широких штанах, поддерживающихся на узких бедрах только ремнем, Эрик изыскано приложил руку к груди точь в точь, как тогда на королевской сцене. На плече темнел шрам от моего укуса...

Один из гвардейцев подтолкнул Эрика в спину, веля заткнуться и вставать на колени.

— А давайте я лучше за стулом сгоняю? — предложил Эрик гвардейцу. — Вы, господин начальник, со стула стопудово достанете. Будет красиво!

— Начинайте, — уже несдержанно махнул рукой Чанов.

Эрика насильно установили на колени. Гвардеец с плетью склонился и что-то сказал ему на ухо, но тот, видимо, не послушался, потому что военный сам оторвал руки Эрика от каменных плит и упер их в пьедестал памятника. Потом гвардеец велел расставить пошире колени, сделал шаг назад и, сказав: «Сожми зубы, парень», — взмахнул кожанной плеткой и ударил Эрика по спине.

От неожиданной жуткой боли Эрик взвыл дурниной, упал с колен на живот, распластался, но тотчас снова поднял себя в прежнее положение.

— Суки! — прошипел он. — Всю красоту мне испортили...

И сразу второй удар обрушился на торчащий колесом позвоночник, мгновенно оставляя на нем длинную пунцовую полосу.

Эрик завопил.

Одна страшная боль накатила на другую, я захлебнулась в них, ноги подкосились, я бессильной куклой повисла на Ванде и Ами, и поймала гневный взгляд Эмиля, который понял, что я принимаю удары, и просто-таки оторопел от этого, не веря в мою отчаянную глупость.

«Закройся сейчас же. Не смей. Это тебе не игра в героев. Дура» — что-то такое прочитала я в полном ужаса взгляде своего Эмиля. И я закрылась. Не посмела ослушаться... Как я потом себя ругала! Как кляла, что трусливо не была с Эриком до конца.

Мир сразу стал пустым. Все тот же пасмурный, глухой к чужой боли мир, в котором избивали моего Эрика и, где он остался один на один со своей болью. Без меня...

Я могла только видеть, как после третьего удара Эрик снова упал на живот и больше уже сам не поднялся. Его подняли и держали гвардейцы. Он извивался, материл всех краснорожих дуболомов военных, дятла Чанова, его садистку мамашу, и даже неженку Кавена.

Если бы Эрик заткнулся, Чанов наверняка скостил бы ему последнюю пятёрочку. Но Эрик не заткнулся. После десятого удара он предложил присутствующим на бесплатном спектакле поставить ему пива, после пятнадцатого провыл, что вместо пива, конечно, уместнее будет грог. К двадцатому он утих... что-то мямлил, бормотал сквозь стоны...

Слезы катились у меня по лицу, не переставая. Так, что я уже плохо видела, как пунцовую от кровоподтеков спину Эрика укрывают пресловутым кителем, но тот сползает и остаётся лежать красным пятном перед памятником, а Эрика под руки уносят в сторону лазарета.

Как капитан Чанов сдержанно говорит онемевшей от ужаса толпе студентов: «Урок окончен», и как он уходит по дорожке в административный корпус, гордо неся свою неестественно прямую, тоже наверняка не раз избитую плетью спину. Как Эмиль бежит вслед за унесшими брата гвардейцами...

Я мало что видела — я рыдала от гнева и безысходности.

От того, как сильно люблю этого идиота, которого предала уже дважды...

*конец третей главы, глава выложена