Заметки на полях «Нераскаявшейся» Анн Бренон. Часть 2.

Предлагаю мои размышления на полях части первой трилогии Анн  Бренон "Зима катаризма": "Нераскаявшаяся" (перевод с французского  Натальи Дульневой).
Роман об истории  Гильельмы Маури -  крестьянки из деревни Монтайю, начало 14 века, периода сильнейших  антикатарских гонений.  Почти вся эта горная деревня состояла из  семей  катарских верующих.
И Гильельма, и ее брат Пейре Маури - местный  пастух, и ее любимый Бернат - все существовали на самом деле... Кстати,  между ними был именно такой "катарский брак", о котором говорилось в  прошлом блоге.

Часть 2.

Чувства. 

1.Говорить от своего лица, при этом пытаясь что-то объективно описать, очень тяжело. Но сейчас уже пора перейти к использованию местоимения «я».

Я представляю, как читают подобный текст люди, далекие от катаризма, да и вовсе от христианства потому, что видела это воочию много раз. Не с этим романом, но с другими. Почти мгновенно их поражают или напыщенность литературного критика или удрученность пассивного листателя страниц с буковками… В невозвратной реке они мочат пятки – и всего-то.

Личного такого опыта мне иметь не приходилось, наверное, к счастью, поскольку в любой теме я или Зритель (впоследствии «свидетель») или увольте меня насовсем. 

Когда же мне впервые удалось открыть роман о Гильельме, то (снова, наверное, к счастью) не потребовались ни предварительная Википедия, ни объяснения «Правил Игры», ибо все эти люди – Добрые Люди и их верующие – к тому времени были мне известны, и, не дожидаясь второй части романа, я по собственной воле стала «свидетелем» происходившего на страницах.

2. Признаюсь, аллюзия на серьезного читателя, подходящего к тексту с не менее серьезной миной на лице, для меня была не доступна: в самый первый раз я читала роман о Гильельме урывками, в основном на работе. Но, вероятно, по причине своего «свидетельства» нить повествования ни разу не терялась для меня, а, напротив, даже детализировалась (несмотря на то, что работа моя очень беспокойная, и я в вечном движении). Отлично помню, как прочитала с экрана компьютера отрывок о крещении Белибаста и быстро убежала из кабинета по срочному рабочему делу, но далее около часа находилась в полнейшей прострации. Да, что там – гораздо дольше, потому что время за чтением было обеденное, а «пробудилась» я только в автобусе, который в тот день привез меня с работы около восьми вечера.

Хорошо, пример с отрывком для большинства будет вовсе не пример, ибо да, есть такой контингент людей – они «залипают». Им в сущности нет разницы на что – на футбол, катаров или рецепты выпечки. Таким образом, «пометим» меня, на всякий случай, как «залипающего» и, скажем, что мой случай – один на n-е количество людей… Остальным бы этот текст и понятным даже не показался, ни то, что увлекательным. 

Но я сейчас о другом: может, дело все же скорее в характере текста, чем в читателях? Поскольку, по моему глубокому убеждению, вдохновиться «попсятиной» невозможно. Сколько я себя помню, помимо европейского средневековья и истории христианства меня вообще никогда ничего не вдохновляло, а после того, как наслоилось профильное образование, смотреть, например, художественные фильмы по данной тематике я просто не могу - фактические ошибки изложения сверкают передо мной ярче звезд, через каждые два слова или два кадра. Увы, их создатели не «горят», не живут этим и даже не собираются, хотя бы они и претендовали на строгую научность и историзм… Чтобы писать искренне, правдиво и увлекательно необходимо, прежде всего, «гореть» материалом и уметь его подать – для того, чтобы случилось «залипание» читателей нужна идейность, которую автор через текст жаждет передать всему окружающему миру. А когда эмоции От прочтения сильнее, чем эмоции Во Время прочтения – это уже некий показатель очень высокой литературной планки. И тут, разумеется, аплодисменты автору! 

3. Частями я возвращалась к этому роману более пяти раз, а целиком прочитала лишь дважды. И все эти приближения и удаления от мира Зимы Катаризма вызывали совершенно непохожие эмоции. Поэтому, скажу, что чем ближе вы понимаете текст – разбираетесь в мотивах героев, узнаете их жесты и речи, понимая, что иначе и быть не могло – тем «чище» для вас становится «ткань повествования». А далее каждое новое предложение или фраза цепляется за предыдущую, будто вы знаете наперед целые куски. Например, та же сцена с крещением Гийома Белибаста. Ой, при столкновении впервые с полным описанием Consoloment вы абсолютно точно станете тонуть в огромном количестве слов, пытаясь их систематизировать, выявить последовательность самого Таинства – особенно, в случае, если вам не известно о существовании, так называемого, Лионского Ритуала катаров. Но дав себе труд «походить по окрестностям», заглянуть в различные тексты, где так или иначе приемлемо объясняется крещение Святым Духом, при втором столкновении с его описанием вы уже прекратите «смущаться». А в третий раз так и вовсе - уразумеете и запомните последовательность действий. И это лично мой опыт. 

4. Вопросы по типу: «Какой персонаж показался вам наиболее удачно выписанным?» всегда заставляют меня задуматься о том, как возможно кромсать целое на куски? Увы, я не имею таких умений. Текст, который подается как «дверь» в мир, где ты еще не бывал, (а любой страстно написанный текст подается именно так!) не терпит формально-структурного подхода, словно в школьных сочинениях по литературе на «троечку». Вам предлагают возможность коснуться неведомого мира или же ступить в него, или же даже остаться в нем – но уж точно не препарировать на слабые и сильные стороны изложения, языка, персонажей, сцен, диалогов… В то же время, считай также всякий литературный критик, их профессия давно бы почила в веках – поэтому, пусть это останется исключительно моим мнением «влюбленного фанатика».

5. С давних-давних пор у меня есть личная фраза: «Автор пишет, будто сам там был». Так вот, да, в данном случае она более чем уместна! Зная, что повествование это имеет, кроме того, жанр «реальных романов», вы или шокируетесь на 2й странице или «залипание» вам гарантировано! 

В моем случае состоялось второе, поскольку в любом тексте я или вижу эмоции, или текст проходит мимо. Да, иногда это играет со мной злую шутку, поскольку не все весомые научные или даже литературные тексты «живые», но их тоже полезно и необходимо читать. Хотя, слушайте, давайте скажем прямо: сухое изложение рационально выверенными Константами вызывает интерес только что в алгебре или какой-нибудь квантовой механике, а для Истории, Философии, Богословия - это вообще не вариант.  Бывают потрясающе «живые», «свободные» исследования, в которых каждое предложение дает больше, чем поездка на место событий, и нудные, до мозга костей точные тексты – от которых можно представить только одно: как же автору надоела его тема… До какой степени человек не любил, о чем пишет, если изложил так, что невозможно читать??

Вот почему, чтобы ни говорили, страсть писателя – это «жизнь» текста, и текст выдает ее целиком и полностью с первых строк. Вот почему возьму на себя смелость утверждать, что сама Гильельма, ее семья, ее любимые и враги, Добрые Люди, их дома, дороги и мысли «вызваны к жизни» не только и не столько достоверностью Реестров, но гораздо прежде - страстью к ним автора. И, наконец, вот почему уже после двух страниц этого романа невозможно усомниться в правдивости того, о чем мадам Бренон пишет позже, под заголовком «Запоздалые оправдания»:

Потому в этой книге есть всё самое главное: все эти слова, все эти речи, которые они произносили, и которые в большинстве случаев я просто переписала из показаний и свидетельств перед Инквизицией, из трактатов и ритуалов катаров и приговоров инквизиторов. Все эти слова, произносимые добрыми людьми - слова, за которые они были замучены; все эти приговоры, звучавшие на самом деле; и слова самой Гильельмы: "С ним - ни живой, ни мёртвой" или "Служить добрым христианам", которые передает ее брат Пейре. Все эти почтительные жесты, которыми приветствовали добрых людей; руки, которыми их обнимали, все эти склоненные головы, вся эта сожженная вера, все эти загубленные жизни.

Настоящие жизни. Не "книжные". Жизни, которым я изо всех сил, может даже слишком, пыталась придать бытие: лица, но также и физиономии, одежды, дома, города и деревни, картинки жизни… Я встречала этих людей, словно старых друзей, приходящих ко мне. Я ощущала их каким–то неописуемым образом, что неудивительно, если я столько лет "работала с ними".

О страсти переводчика можно говорить подобным же образом. Для рождения «живого» перевода неизбежно нужно чувствовать тему и оригинальный текст не слабее автора. Ведь, очевидно, что мало знать сам иностранный язык - каким бы профессионалом ты не был: незнание области переводимого материала неизбежно убивает саму идею или же производит неизгладимое насилие над текстом.

Возьмите хотя бы кандидата филологических наук, члена Союза писателей Москвы, переводчика с французского Елену Морозову, которая взялась изложить на русский «Требник катаров» (а он оказался сильно сокращенным Лионским Ритуалом катаров). Но поскольку, (судя по качеству ее перевода), в теме Церкви  Добрых Людей она не понимает ни полтермина, никакие степени по французскому языку ее переводу не помогли. Более того, скажу прямо: это как же надо было извратить текст, чтобы в нем только примерно можно было узнать Лионский Ритуал??

Так что и здесь идейность побеждает щепетильно академический подход – переводчик Наталья Дульнева, примите аплодисменты!

6. Конечно, касаемо энциклопедичности изложения материала… 

Не скажу, что язык романа легок и прост для восприятия, особенно если до того вы данной темы не касались ни под каким предлогом. Вас вполне могут уморить количество имен (они вам покажутся изрядно одинаковыми), количество богословской информации (если вы далеки от христианства - то это случится с вероятностью свыше 90%), постоянные «качели морального выбора» (ибо то христианство, к какому мы привыкли – давайте уточним: привыкли в России – это совершенно не то, чему нам предлагается стать «свидетелями», и данный факт может смутить очень многих)… Но все вышеперечисленное и неплохо. Поскольку, как сказано где-то выше – сопротивление потоку этого текста бесполезно: ты либо с ним, либо помочил пятки.

7. К этому роману можно обращаться не только как к литературному произведению, но и как, к своего рода, энциклопедии, где в форме художественного вовлечения разъясняется огромное количество всего связанного с миром Добрых Людей и их временем. Для многих, скорее всего, этот факт так и останется незаметным, но для меня он не менее важен, чем сама литературная составляющая. Поверьте, если вы попробовали «на вкус» сайты о тайнах Грааля, манихеях и Марии Магдалине, ужасающие романы о катаризме современных апологетов католичества, нагромождение «научных» работ по той же тематике от псевдо-умников, и даже остались в живых после русской Википедии и форумов с рассказами о том, как люди «поехали во Францию, увиделись с живыми катарами и все поняли, поэтому какой-то там Дювернуа им совершенно не авторитет» (при чем кто это, они не имеют понятия) – по-другому быть не может! И этот роман для вас уже абсолютно точно не меньше, чем энциклопедия!

8. Я имею довольно приличный опыт вышеперечисленных «скитаний» по Сети, ибо поиски чего-то удобоваримого по теме «Катаризм» в русскоязычном сегменте Интернет - особенно если вы не имеете «основ» и, грубо говоря, момента различения «добра и зла» еще не случилось - превращаются в танталовы муки. 

Материала много, очень много! И тут один только шажок в сторону эзотерики (а вы ведь можете этого даже не понимать!) – и из объятий Эксклармонды де Фуа, держащей Грааль, который был ребенком Иисуса, рожденным от Марии Магдалины, вам уже не выбраться…  Разумеется, интеллект немножко подталкивает вас (или должен), шепча, что, скорее всего, информация из реестров инквизиции имеет большую степень проверяемости, чем некие слова, пришедшие кому-то на ум прямо в процессе прогулки в окрестностях Монсегюра… Но не обязательно. И вот так люди начинают паломничать в «намоленные катарские церкви», ведомые «современными катарами», и рассуждать о чудодейственных свойствах «катарских» круглых крестов… Я утрирую, конечно, но примерно так. 

Поэтому, несмотря на то, что сама все время удостаиваюсь наименования «влюбленного фанатика», не могу не выразить огромную признательность Анн Бренон за эту самую научность и научную преданность. Ее исключительность, по сравнению с необъятным количеством «исторического мусора», невозможно переоценить! И она не иначе, чем вдохновляет! Особенно иногда, когда я уже не в силах разгребать всевозможные «катарские откровения» русскоязычного Интернета… Спасибо!