Окрестности Гатчины, 1941

   "И пошли на восход, на звуки боя  впереди, справа, слева. Чем ближе к Гатчино, тем труднее, стычки с  немцами участились, боеприпасы на исходе. Несколько дней не работает  пищеблок, полевая кухня брошена, в ней сварена последняя пара буланых,  больше закладывать нечего, перебиваемся с сухаря на воду, сегодня ни  того, ни другого.
            Беда, кишка кишке кукиш кажет. Ещё  больший ужас - немец кругом, хорошо, что немцы боялись партизан, не  лезли в лес. Слышим бои в стороне Ораниенбаума, туда не пробиться, путь  один - на восток. Дорогу прерывает шоссе, где беспрерывным потоком идут  колонны немецких моторизованных войск.
            Целый день  пролежали в лесу, заняли круговую оборону, замаскировались. Надо  приложить решающее усилие, сделать последний рывок. Меня и Голована  выслали к дороге дозорными.
            Стоим, прижавшись к соснам,  наблюдаем, как метрах в 150 от дороги затаились товарищи по отделению,  связь зрительная, сигналами. Завоеватели резвятся, слышится залихватская  песня, сплошной гул, гомон, каски набекрень, руками машут, как на  карнавале, блицкриг для гансов рядом...
           В расположении  группы привлёк внимание пленный немец, его только что приволокли  разведчики, снимали первый допрос. Немчишко так себе, ни рыба, ни мясо,  снаружи кочетится, а внутри курица мокрая, и такие сморчки сегодня  вершат судьбы целых народов, сеют смерть, разруху, пытаются установить  "новый порядок".

Наконец  наступила долгожданная, самая опасная и тревожная ночь. Командир взвода  проверил личный состав, распределил оставшиеся боеприпасы, для  транспортировки раненых выделил четырёх бойцов, ждём разрыва в колоннах  фашистов.
         Сигнал! Бросились, как в атаку, пробежали шоссе,  затем в лес, по нашим следам немцы открыли огонь из 75-мм пушек, ушли и  от артобстрела. Наконец окрик: - Стой, кто идет?
          Пошло-поехало, расспросы - кто, откуда. Оказывается, наткнулись на  боковое охранение таких же бедолаг, но они шли в полном порядке. Нас не  спешат признавать за своих, странное было положение, когда всех,  выходящих из леса, любая мало-мальски организованная часть считала  опасными врагами или трусами, подлежащими трибуналу.
         Пока  суть, да дело, мы, один взвод за другим, просочились между колоннами,  ушли подальше в лес. Подошедший комроты сказал: - Надо идти подальше,  здесь пахнет жареным.
         Командир первого взвода добавил: - Если не успеют выйти затемно, будет не бой, а избиение, слишком невыгодная позиция.

 Спешим  приблизиться к вражескому авангарду, ибо на этом месте искромсают  бомбардировщики. На очередном привале пересчитались, в роте нет пятерых  красноармейцев, то ли погибли, то ли задержаны охранением колонн, может  быть, не выдержали усталости.
        - Где твои люди? - кричит на  комвзвода командир роты, тот стоит, сказать нечего, руками разводит. Это  серьёзное чрезвычайное происшествие. Отставания были и раньше, иногда  потерявшие себя люди просто сидели в кустах, поджидая плена.
          Сейчас, когда до своих рукой подать, не было никакого боя, обстрел-то  был невпопад, и тут такое ЧП. В нашем отделении не оказалось Голована,  черти на помеле унесли.
         Я сразу подумал, что он сбежал,  вспомнил разговоры, выходки, случай в боковом дозоре. Командир роты  приказал выслать поисковую группу, разведчики вернулись под утро,  доложили, что на месте артобстрела убитых не имеется. Нам ничего, а с  командиров спрос особый, три месяца с бойцами вместе, и не раскусили.

    До окраины города рукой подать, кто там, немцы или наши?  Приготовились идти на прорыв, на каждого по 10-15 патронов и штык,  быстро рассредоточились, развернулись, залегли, и оказалось, что попали к  своим! Удачно подошли к переднему краю нашей части, занимающей оборону  недалеко от лесопарка, командиры выбрали правильное направление.
          "Верхи" быстро договорились, следуем по проходам в минных полях,  через траншеи, ячейки боевого охранения, ходы сообщения, мимо блиндажей,  долговременных огневых точек, позиций пулемётов, миномётных и  артиллерийских батарей.
         Дома! Главное, вышли организованно,  со звёздочками, треугольничками, кубарями в петлицах. Тогда нередким  явлением был приход без знаков воинского отличия, без документов, таких  окруженцев чаще всего сопровождали в особый отдел.
         Многие  бойцы не могут, да и не скрывают радости, обнимаются, турсучат друг  друга. Красноармеец Рахимгулов, стоя на коленях, лицом на восток, сложив  по-мусульмански руки, то поднимает их, то опустит на грудь, шепча  что-то под нос, с Аллахом разговаривает. Пехота поделилась с нами хлебом,  перловой кашей, чаем, заснул мертвецким сном.

          Возвратились разведчики и связисты, наш полк находится в  Гатчине, туда предписано прибыть к 12-00 для сооружения оборонительных  объектов в Дворцовом парке. Узнали, что штаб попал под бомбёжку, разбит  вдребезги, десять бойцов послано разведать обстановку.
         Нам  нужно пробиться в район бывшего расположения штаба, разыскать мешок с  деньгами, месячным довольствием личного состава батальона, найти другие  штабные ценности, обнаружить живого или мёртвого начальника финансовой  части полка, всё доставить в Пушкин.
        Вылазка достигла цели,  рядом с разбитым штабным блиндажом лежат телефонные аппараты, провод, в  то время немалые ценности. Невдалеке, в котловане, увидели и начфина.  "Живые" были лишь часы на руке, они шли.
        Осколком ему  разворотило внутренности живота, от места ранения полз к убежищу с  мешком денег в одной руке, с кишками в другой. Так и оставил по пути к  укрытию след содержимого длинной вереницы внутренностей.

    Забрали документы, планшетку, часы никто не снял, заодно похоронили  несколько человек штабной охраны. Одна машина, уткнувшаяся в кювет,  заполнена ценностями, запечатанными в ящиках, в углу, развороченном  бомбовыми осколками, виднелись пачки денег.
         Двое ребят,  улучив момент, нахватали, набили карманы червонцами. Командир отобрал,  едва не расстрелял на месте как мародёров.
        Оглянулись и  увидели, что машина в огне, какие ценности гибли! Сколько людей полегло  на этой дороге из Гатчино, она была беззащитной, без леса и укрытий,  трупов не сосчитать, не описать. Тогда убедился, что главные потери  армии несут не в боях, а в отходе, в паническом отступлении.
         Город Пушкин, куда ни глянь - дворцы, парки, цветники, скульптуры.  Прохожу мимо памятника великому поэту. Во взгляде, в пренебрежительно  сомкнутых губах видятся укор и порицание:
        "Куда казак  стремишься, не на Дон ли? Помни: "Как прославленного брата реки знают  тихий Дон". Тяжело проходить рядом со славой народной, особенно когда  ничего к ней не добавил.

 В роте произошло два события. Во-первых, красноармейцев, которые  набрали деньги в подбитой машине, вызвали в штаб полка, арестовали,  посадили на гауптвахту, куда они после делись, не знаю.
          Во-вторых, появились трое пропавших - из тех пятерых, что отстали в  последнюю ночь. Они из Башкирии, в плен увёл бойцов Голован, утёк, как  склизкая мокрушка скрозь каменьев.
         Единомышленники  схомутались с немцами, а этих бедолаг немцы отпустили. Перебежчики  наперебой рассказывали, как хорошо немцы с ними обращались, накормили,  выдали папиросы, одели в новое, то есть бывшее в употреблении, снятое с  расстрелянных бойцов, выпроводили назад, к русским.
          Километров 30 везли на легковой машине, потом высадили, показали, куда  идти: - Идите домой в Башкортостан, к своим мамам, к невестам, Великая  Германия семьи не разлучает.

 Когда один окруженец сказал, что немцы дают башкирам оружие, но в этом  подразделении ещё мало "хороший башкирин", нас покоробило. Командир  взвода не выдержал, вскочил, крутанул затвор винтовки, нацелился,  срывающимся голосом крикнул, да так, что не только эти вояки, но и мы  опешили: - Сволочи, немецкие холуи! Вашу мать, встать, руки назад!
          Перебежчиков отправили к командиру роты, там сначала обрадовались  возвращению пропавших, затем удивились, под конвоем отправили в  контрразведку. Действительно, сами того не осознавая, окруженцы стали  провокаторами, немцы на них делали ставку, надеясь, что их рассказ  побудит многих перейти фронт.
         А легкобрёх Голован? Оказался  ярым врагом, пошёл, как линь по дну. Человек озлоблённый, ненавидевший  наш образ жизни, приобрёл новое оружие, теперь будет мстить, издеваться  над пленными, в том числе и над бойцами нашей части.Но ничего... судьба  нас сведёт рано или поздно. " - из воспоминаний бойца 177-й стр.дивизии (в 1941-м) А.Т.Дронова.