Вот за это нас и не любят!

У нас тут педагоги бастуют. Неделю уже как. Очень мне это нравится.

Сначала я, как водится, подкупил пару старых пластинок в секонд-хенде и ушел в запой в обнимку с джазом. А потом из запоя вышел и захотел тепла женского тела.

Тем более погода образовалась солнечная, и у меня под балконом все немедленно порешили трахаться. Белки, зайцы, ежи и всякие птицы-дятлы.

Позвонил я Пипсе, типа посидеть у озера на мостках. Для начала.

Вот там, на этих мостках, и случилось забавное. Не, не секс, конечно. Для этого у нас пока холодно.

А встреча с коллегами по родному языку.

Времени было часов пять, так что никаких красивых закатов не предвиделось, зато солнышко припекало. Пипса пришла с термосом с кофе и с магазинными калитками, нежно разогретыми в микроволновке ее заботливыми руками. Я пришел с пледом и бутылкой Джеймсона. (в некоторых вопросах я себе верен)

Ну и вот. Сидим мы, пьем и беседуем. Очень даже все хорошо идёт. Пипса в соответствии с моим планом, медленно, но верно пьянеет и замерзает, и ясно, что вскорости можно будет с чистой совестью вести ее домой греть. Чаем и остатками Джеймсона, ну и дальше, как повезет.

Сидим. Озеро на солнышке сверкает, пипсины глаза блестят, зубки и пирсинг тоже, щеки румянятся. И опять же, если в приступе восторга, вызванным окружающей красотой, немного откинуться назад, то краем взгляда можно не без приятности заметить, как ее джинсы аппетитно вырезаются в попочку. И там вот между ремнем и курткой впадина позвоночника, белые волоски на пупырышках замерзшей кожи и две родинки — маленькая и побольше. Ну, вы поняли. Кайф, короче.

Они мимо проходили. Два чувака в сапогах и удочками, явно злые и явно с неудачной рыбалки. Говорили по-русски на тему, которую приличному человек в наше время начинает с долгой молчаливой паузы.

Вот об этом, да. И про евреев немного.

Как раз на том моменте я их хорошо расслышал:

— ... Попробовал раввин из общего чана и говорит: «Вот за это нас и не любят!»

Второй ржанул и сказал:

— Жиды, мля, чо с них взять?!

Я тоже ржанул. Не, ну а чо? Не только за это не любят! Если уж по чесноку! А за что ещё, я вам сейчас покажу.

Они подвалили вежливо, чисто сигу стрельнуть. Обратились, конечно, по-фински. 

У меня было два способа приколоться. Первый — сказать, что не курю и красиво стряхнуть пепел в воду. Перформанс был бы короткий и внятный. Но я был бы не я, если бы не захотел выпендриться.
Поэтому я выбрал способ номер два, выдал обоим по сигарете и даже зажигалку протянул, подождал, пока они прикурят и на чистом русском языке спросил:

— Мужики, вискарь будете?

— О, — обрадовались они. — Да ты русский!

«Американский» — хотел пошутить я, но, решив, что этого анекдота они точно не знают, просто кивнул и налил мужикам в бумажные стаканчики.

Выпили. Междометиями обрисовали рыбалку и погоду, после чего мужики пожали мне руку и собрались уходить.

— А вы, — говорю я им вслед, — в курсе, что евреи детей едят?

Они оглянулись, лица их нервно напряглись.

— Пиздят! — сказал один постарше и поумнее.

— Да не, — со знание дела сказал второй помоложе и подоверчивее. — Не пиздят. Я тоже слышал. Вроде как некоторые едят, не все...

— Не все, — уверенно кивнул я. — Только обрезанные! Нормальные детей не едят. Просто пьют кровь девственниц. — На этой фразе я многозначительно обнял Пипсу, сложил свою симитскую рожу в уверенный покерфейс и поднял бутылку. — На посошок?
Мужики постояли с минуту, пялясь на меня, как на шизика. Удочки в их руках вяло клевали песок.

— Иди нахуй, парень... — сплюнул, наконец, один. Оба развернулись и ушли, уже не оглядываясь.

Тогда я заржал.

— О чем вы говорили? — спросила Пипса.

— О евреях.

— Иудеях?

— Не совсем. Иудеи — религия.  Евреи — национальность.

— В смысле, национальность?  А! Это что ли те, кто в Израиле живет?

— Не. В Израиле живут израильтяне. А евреи, они живут везде.  

— Я запуталась, — Пипса недовольно наморщила носик. — Мне очень интересно. Только холодно.

— Есть идея. А пойдем ко мне. У меня как раз полно пластинок всяких... евреев. Заодно познакомишься.

Пипса посмотрела на меня вполне благосклонно, а потом целомудренно себя одернула, отвернулась и покраснела.
— В универе говорят, что ты собираешь старый винил. — сказала она чуть в сторону и чуть отстраненно.

— Не все, что говорят обо мне в универе — правда. — на всякий случай предупредил я. — Но коллекцию я тебе обещаю, ну... и чаю попьем...

Я помог Пипсе поднялся с мостков, стряхнул с ее волос пепел моей сигареты и мы пошли ко мне греться.

В принципе, я очень доволен, что необрезанный. Меньше вопросов, больше соблазнов. Да и кровь девственниц мне нравится больше, чем кушать детей.