Кажется, сложилось все-таки начало новой книги.

Делюсь кусочком пролога (Хотя, меня может озарить чем-нибудь, и все снова поменяется)

***

Жечь было избавлением. 

Огонь стучал в висках, ровно такой же, какой бился сейчас в яме, в маленькой пещерке под одной из скал Рубежной гряды. Там, в сполохах и разрывах рыжего пламени, уже ничего не разобрать, и это хорошо. Это прекрасно. 

Потому что перед глазами, как наяву, продолжала стоять картина, заставившая мага забыть, что силенок на очищающее пламя ему скорей всего не хватит, и он таки убьется.

Внизу, в ошметках кислотной пены, в нитях, порожденных живородной клоакой, всего минуту назад был человек. Человек умирал, его нельзя было спасти. У него почти не осталось кожи, у него кровавое месиво вместо лица. Человек не мог смотреть – но смотрел прямо магу в душу белыми слепыми бельмами, он не мог кричать, но он кричал. 

И маг не выдержал, вскинул руки, призвав очищающее пламя, и направил его туда, вниз, в центр клоаки. Туда, где вот-вот должны были вылупиться маленькие, но заранее хищные беспощадные химеры…

Жечь было избавлением. 

Где-то в глубине сердца маг осознавал неправильность фразы, но именно это маленькое искажение, неточность, как якорь держала в сознании его самого. Или как крючок. Острый. Рыбацкий, в сердце…

– Все, Марик, тихо! Все! там уже пепел! – услышал он вдруг сквозь гул огня и стук собственного сердца. – Тихо, дружище… эй, тихо, дай мне подойти!

Маг опустил руки. Голос принадлежал капитану княжеских грифонов, его командиру и хочется верить, другу. 

Сжигать за компанию с тем человеком и  Роланда было бы некрасиво. И расточительно. Друзей надо беречь…

Роланд подошел сзади, хлопнул по спине широкой ладонью. 

– Эй, живой? Ну, молодец… 

Маг не стал отвечать. Еще не хватало жаловаться грифону на свою несчастную долю. Бывало хуже. Тем более что Роланд уже сам себе на все вопросы ответил. По старой школьной привычке.