...помним всё ...письмо с фронта...

...по многим просьбам размещаю этот рассказ рассказ о любви,истинной красоте и истине...
это письмо пришло ко мне вчера...оно с фронта... с фронта боёв с нацизмом...автор мой друг,офицер просил опубликовать этот рассказ-ему это сделать сложно он по ту сторону фронта   он и сейчас там ведёт бой ...

                                       День победы

                                           Рассказ

          Справившись с пробкой, Кулик переложил открытую бутылку во внутренний карман макинтоша. В этот момент мерный гул голосов, наполнявший пространство пельменной, был нарушен звуком разбившейся посуды. Оказывается, двое каких-то военных тоже пытались открыть под столом бутылку водки. К несчастью бутылка выскользнула из рук военного и, упав на пол, стала расползаться вонючей лужей.
          — Эх!... — отчаянно воскликнул старик, сидевший напротив Кулика, — а если завтра война?! И этим людям будет доверено высокоточное оружие? Что тогда?
          Военные смущённо опустили глаза и стали уныло ковыряться в тарелках с пельменями.
          — А всё отчего? — продолжил старик. — От бескультурья! Чем, скажи, культурные европейские народы отличаются от бескультурных, а?
          — Не знаю, — пожал плечами Кулик. — А чем?
          — Вот возьмём балет берлинского варьете, — сказал старик. — Культура! А? Девки все голенастые, в разноцветных перьях и без трусов!  
          — Как это без трусов? Совсем, что ли? — заинтересовался Кулик.  
          — А... — старик махнул рукой, —  ну, не совсем, но это же одна фикция...
          — А вы что же, по визе ездили? — спросил Кулик.
          — По визе? — нахмурился старик. — Не... На танке. С ребятами решили ихнее представление посмотреть. Ну, культурно так, побрились, шеи бензинчиком протёрли, сапоги начистили, всё же мюзик-холл — это ж не хухры-мухры какое. Тридцатьчетвёрку нашу поставили прямо перед входом, ну и пошли. А там герр администратор какой-то выполз из этого самого мюзик-холла и что-то кудахтать стал по-своему, мол, орднунг юбер аллес. Ну, орднунг, так орднунг. Вася залез в люк, завёл дизель и вдавил педаль в пол. Дизель аж зазвенел на холостых, и всё дымом покрылось. А, когда дым рассеялся, герра администратора уже не было. Зато вышёл другой герр, помоложе, и сказал, что хочет пригласить нас на спектакль в первый ряд. Эх!.. Что там девки немецкие вытворяли, ай! Танцуют и одновременно поют, ты понял?! И что поют! "Моя Марусичка"! И ноги выше головы закидывают! Это через трое суток после подписания фельдмаршалом Кейтелем капитуляции! Как успели выучить на русском "Моя Марусичка", а? Непостижимо! А потому что Европа! Цивилизованная нация!
          Кулик, не вынимая бутылки из кармана макинтоша, разлил портвейн по стаканам. Один налил старикану. Выпили, не чокаясь, сосредоточенно, крупными глотками.
          Старик доел свои пельмени, после чего отогнул обшлаг пиджака, такого же ветхого, как он сам. На сморщенном запястье у него болтались какие-то древние часы.
          — Этот "Longines" — сказал старик, — мне подарил герр Отто фон Рильке. В апреле сорок пятого мы остановились на постой в его вилле в Нижней Саксонии. Помню, как сейчас — гардины там были на окнах под самый потолок.  Герр Рильке выполз, хозяин виллы, фон барон со своей фрау. В халате, поясок с кистями. А фрау, так та вообще...   Ну, кто-то из наших ребят дал очередь из ППШ по стенам так, что посыпалась штукатурка. А гардины все на портянки пустили, очень практичный материал. Фон Рильке после этого заперся в туалете, а, когда вышел, подарил мне эти часы.
          — Подарил? — спросил Кулик. — А с какой стати?
          Старик усмехнулся и, немного помолчав, ответил:
          — Потому что перед ним стоял Победитель. И фон Рильке хорошо знал, что русские девушки не танцевали в мюзик-холлах, когда его вермахт занимал русские города.
          — Так что ж, этот фон Рильке, даже не обиделся на вас? — спросил Кулик.
          — Обиделся? С чего бы? — старик махнул рукой. — Наоборот! Потом фрау его откуда-то выползла, стала нам на рояле играть. И петь. Вовремя, потому что ребята хотели уже этот рояль на растопку камина пустить. А так всем понравилось как фрау поёт. Какой-то вокальный цикл композитора Шуберта.
          — Так вы что, с самой войны носите эти часы? — спросил Кулик.
          — Нет, Этот "Longines" я потом подарил... одной знакомой санитарке.
          Старик вытер кулаком слезящиеся глаза и замолчал. Кулик молча ел пельмени. Наконец старик заговорил:
          — Тогда в марте сорок пятого нас подбили. Из всего экипажа спасся только я один. Меня вынесла на себе эта санитарка. Фронтовая санитарка... Совсем девчонка... Худенькая. Плакала и ругалась, не приведи Господи... Но тащила. Вцепилась в гимнастёрку мою и тащила... Сначала руками, а потом и зубами. После войны она стала моей женой. А, когда вышел срок остаться мне одному... Я снял этот «Longines» с её руки. И надел на свою. Вот ношу...
          — Красивая санитарка была? — спросил Кулик.
          — Очень, — тихо сказал старик. — Очень красивая...
          — Лучше, чем те голенастые из мюзик-холла?
          — Лучше. Только Машу не взяли бы в мюзик-холл. Да она бы и не пошла. Ну, ничего, скоро мы с ней снова встретимся. Ну, я пошёл.
          Старик встал из-за столика и, покачиваясь, двинулся к лестнице. Вскоре его согбенная фигура смешалась с толпившимися на входе посетителями пельменной.