В этот день

В этот день я всегда вспоминаю бабушку Маргариту Осиповну – кротчайшее создание, медсестру полевого госпиталя, прошедшую пешком до Будапешта от Кавказа. Потом – кандидат наук, физхимик, член общества «Знание», лучшая в мире бабушка… ладно, не сразу. Коммунистка с фронта, не карьеристка, а идейная: в составе полевой «тройки» не подписала ни одного приговора расстрельного, чудом саму не грохнули (вступились разведчики), но убрали, чтобы не создавала пробки для комитетчиков. Ни пса не боялась, только болезней детей и внуков. Развал Союза – как личное горе. Любила свою науку, нас, деда, гостей, а танцевала – огонь! Вопросы о фронте переводила на другое, иногда цитировала Гудзенко или Берггольц. И добавляла: «Что там было – унесу с собой. Не было ангелов на передовой».

Я вспоминаю деда Анатолия Ивановича, ефрейтора разведроты – антисоветчика, сына расстрелянного в тридцать седьмом краскома (без суда, без справки, что ты, без вести… Прабабка Фрося ждала до смерти, отклоняя сватов: «Ваня прийде, а він же скажений»). Дед не любил посторонних дома. Беспартийный, опять же идейно, иногда «навіжений», пьющий… приделал два года в метрику, чтобы взяли на фронт. Играл на любом инструменте, кроме скрипки, пел, пропуская слова и наоборот. О войне молчал или плёл небылицы, рыча иногда: «Вот Р-р-ыта не даст соврать!», а потом не мог не напиться – в грязь, в богадушумать. Потом болело сердце, а он говорил: «Це не від того».

Девятого с утра молчали, к обеду ждали гостей – чтобы, тряхнув плечами, отвернуться от тех смертей и сказать (атеисты оба):

– За победу! За мир навсегда. Господи, никогда снова.

Они прожили вместе с сорок четвёртого до девяносто шестого. После – начали умирать.

Мне их не хватает – мучительно, каждый день, сквозь суету и обилие новых людей, я счастлива, если приходят во сне – хоть на пять минут посидеть. Порой бранила высшие силы – зачем так рано? зачем некрасиво?
Могли б ещё здесь, с нами, со мной…

Сегодня, из заклеенного накрест окна глядя на мир, залитый войной, 

говорю: 

Боже мой, 

благодарю, 

что не дожили.