Однажды в городе Нске выбирали елку...

Проходила недавно мимо елочного базара и вспомнила Петю.  Этому Пете вот уже который год икается в конце декабря. Что делать, очень уж была пара колоритная.

Мужчина солидной комплекции, в дубленке, в лохматой шапке держал в руках пакеты – тоже солидные, нагруженные доверху. Жена его – маленькая, худенькая, – металась по елочному базару. 

– Петя! – кричала жена, – посмотри, какая елочка! Видишь, какая высокая! Петя, а вот эта? Она лохматая. Петя, а тут с шишками. Или это не шишки? Петя, тебе больше нравится высокая или лохматая? Или эта? Петя!

Продавец даже не пытался вставить слово. Петя монументально молчал. 

– А вот эта, Петя? – носилась вокруг елок  жена. – Вот тут чуть помятая, зато какие веточки! Тебе нравится, Петя? Или лучше ту? Та шире, смотри, какая миленькая. А эта тощая. Но высокая. Сразу под потолок! Хорошо же будет, Петя? Как раз встанет, смотри, и макушечка ровненькая.

Петя молчал. Петя держал пакеты. Из пакетов пытались высыпаться мандарины. Сбоку выпирала мороженая курица и торчал заледеневший огромный рыбий хвост.

– Нет, а если эту? – металась жена. – Она очень высокая. Но бочок, да, примят. А может, расправится? Как ты думаешь, Петя? А если не расправится? И ветки высоко. Подпилишь, Петя? Получится же? А тут, смотри, ветки низко. Петя, ну тебе какая больше нравится? Эта? Или вон та? Петя, ну скажи, наконец! – жена прижала руки груди и замолчала, уставившись на Петю. 

На Петю смотрели все: и продавец, и другие покупатели, и случайно проходившая мимо я. Кажется, на Петю сквозь пакет смотрела даже мороженая курица.

И Петя сказал, веско роняя слова:

– Мне, – сказал Петя, – все равно. Я елку не ем.